О русском воровстве, особом пути и долготерпении

Никакие программные заявления о милостях и свободах от имени честного повстанца Емельяна не произвели бы впечатления на народ. Авот от имени «настоящего» царя их слушали, да еще как! Когда пьяненький Емельян Пугачев публично плакал о судьбе «возлюбленного сыночка Пашеньки», или доверительно советовался с ближними казаками, как ему лучше поступить с «негодной Катькой»: сослать в монастырь, «показнить смертию» или просто выпороть плетью и простить, - это не вызывало насмешки. Так и должен был вести себя «истинный царь». Тот, который вместо крепостного права заведет «везде вольный казачий круг», снизит, а то и вовсе упразднит налоги, станет входить к народу и «рядиться» с ним, ударяя по рукам, как это делал Алексей Михайлович.

Самозванцами были и его приближенные. Казнили дворян целыми семьями, как это красочно описано в «Капитанской дочке». Но не потому, что они принадлежали к этому сословию. А потому, что не хотели присягать «истинному царю», упорствовали в верности к «негодной Катьке» и тем самым нарушали «правильное» течение событий и гармонию Мироздания.

Е. Пугачев в царской одежде. Палех. Вор Емелька Пугачев не без оснований полагал, что, чем богаче он разоденется, тем больше будет походить на «настоящего» царя - в глазах голытьбы

Пугачев и его подельщики даже не были врагами дворянства. Все его приближенные принимали имена и титулы реальных дворянских семей. Они только не очень отличали титул от фамилии, и кто грамотный, сам писал, а за неграмотных писец подписывал одним словом под документами: «Графчер-нышев» или «Князьвяземский».

Окружение Пугачева претендовало на то, чтобы стать «правильными» дворянами, а для того предстояло истребить «неправедных», вот ведь как.

Кстати, в революциях 1905 и 1917 годов, а особенно в Гражданской войне 1918-1922 годов очень виден этот народный архетип: уничтожить «неправильную» и тем самым «неистинную», не легитимную власть. Разрушить «до основанья» все, что с ней даже косвенно связано. А уж потом, на обломках, в пустыне, «мы наш, мы новый мир построим».

Марксизм, таким образом, лег на феномены российского народного сознания, что и сделало Гражданскую войну такой кровавой и долгой, так напоминающей пугачевщину невиданных масштабов.

Выводы

В итоге, что же мы видим в России? Какие «долготерпение» и «смирение», какую «покорность властям» и вообще «рабскую покорность»? А никакие!

Мы видим народ, хорошо приспособившийся к среде своего обитания и сумевший хорошо приспособить эту среду к своим потребностям.

Русские очень терпеливы в тех случаях, когда не в силах изменить природу своей страны и сделать ее более «удобной». Морозы и распутица заставляют ждать, и россиянин умеет не стремиться к невозможному, не нервничает потому, что холод мешает полевым работам, а в ледоход никуда не проедешь. Он скорее поедет кататься на санях и от души полюбуется стихией воды и льда под пронзительно-синим небом марта.

Но россиянин умеет организовать себе вполне комфортное существование, независимо от холода и расстояний. С прогулки по зимнему лесу, с берега, на который наползают льдины, он вернется в жарко натопленную избу, а в дальнюю дорогу возьмет с собой пироги и заранее заготовленный мешок с пельменями. Мне рассказывали сибиряки, как эти пельмени в начале долгой зимы в деревнях лепили тысячами. А что, бабам в мороз дома есть занятие, еда вкусная да полезная, холодильник не нужен - выстави за окно, так и будут там храниться - не портиться до апрельских оттепелей.

Такое приспосабливание к природе своей страны имеет общего с долготерпением не больше, чем «долготерпение» британского дворянина, живущего в почти не отапливаемом доме и вынужденном почти все время двигаться в промозглом климате своей страны.

Только почему-то наши европейские и доморощенные критики считают покорностью и долготерпением приспособленность именно к нашему климату и нашей природе. Что не особенно логично.

Представление о долготерпении и покорности русских во время войн и осад крепостей - вообще анекдот и только. Сравнивается несравнимое: поведение людей в ходе легкой колониальной войны и в ходе войны - национального бедствия. А то, что иноземцы, если нет выхода, ведут себя так же, как русские, игнорируется.

В 1870 году Париж героически сопротивлялся прусскому нашествию - точно так же, как русские крепости и города.

Испания воевала с Наполеоном не менее отважно, чем Россия. В Испании сопротивление было даже трагичнее, - у нас-то государство не было разгромлено, страна не находилось под иноземной оккупацией. Как бы ни поднималась «дубина народной войны», а воевал не только вооруженный наскоро народ, но и армия. В Испании повстанцы оказывались один на один с вражеской армией. Но шли до конца, до собственной смерти и смерти близких. Нет тут никакой нашей особенности.

Что же до долготерпения перед лицом жестокого начальства и сумасбродного правительства…