– Зато ты мыслишь позитивно – на десятерых, Лиза.
– Она сказала, что ты можешь даже не волноваться. Даже не так. Она бы не хотела, чтобы тебя это беспокоило. Ей бы хотелось, чтобы ты знала, что тебе нечего опасаться.
– Нечего опасаться? От нее? – Файка отбросила мой телефон и посмотрела на меня так, что я подавилась кексом и закашлялась. Фая так сильно ударила меня по спине, что я вскочила и заорала:
– Свихнулась?
– Ничего себе, мама-жираф тебе такое сказала, и ты молчала? Это же фактически угроза. Нет, ну приехали, а? Я могу ее не опасаться, пока что? Пока веду себя прилично? Я никогда не веду себя прилично!
– Что тебе нечего опасаться Анну, первую любовь Игоря, – уточнила я.
И тут случилось чудо. Фаина Ромашина замолчала. Она пялилась на меня, как будто я неожиданно заговорила на китайском языке. Она раскрыла рот, но так и не нашла, что сказать, и закрыла его обратно. Она сделала так несколько раз. Я наслаждалась тишиной.
– Мама-жираф сказала, что ни при каких обстоятельствах, ни за что и никак эта пресловутая Анна не вернется в жизнь Игоря.
– Как вы вообще пришли к обсуждению этой темы? – речь наконец вернулась к Фаине. Насколько могла подробно, я изложила ей наш разговор. Фая сидела в глубокой задумчивости, а затем протянула руку к последнему куску кекса и съела – нет, не так, заглотнула его целиком.
– Пошли.
– Куда? – опешила я.
– Туда, – и Фая встала. Еще до того, как я успела среагировать, она прошла в комнату и включила спящий компьютер нажатием одной клавиши. Оторопело она разглядывала фотографию Капелина, которая так и осталась «висеть» на экране.
– Это то, о чем я подумала?
– Я не знаю, о чем ты подумала, но – точно нет. Это не то! – пробормотала я, пытаясь вырвать у Фаи мышь.
– Хочешь сказать, сестрица, это не Герман Капелин? Черт, вот же у него странная внешность, да?
– Допустим, да. И что?
– Ничего. Чудо природы. Длинный какой. При этом, знаешь, он такой обаятельный черт, что через какое-то время начинаешь смотреть на него, как на огонь. Можно смотреть вечно. Просто на то, как он двигается или говорит. Папа говорил, что Капелин – это поэзия в рамках двуногого существа. Чего это ты о нем вспомнила?
– Я наткнулась на него случайно – через «Одноклассников», – ложь, снова я вру, как Троцкий. Как много я стала врать. Может быть, я тоже на острове? Лжецы не могут говорить правду.
– О! «Одноклассники» – это, кстати, идея.
– Какая идея? Не нравишься ты мне, Фая. То телеграммы, то одноклассники.
– Анна, – пробормотала моя сестра, вбивая что-то в строку поиска. – Я давно должна была прогуглить эту историю, хорошенько прогуглить. И ты права, это действительно очень странно, что мать моего Апреля так хорошо осведомлена о ее жизни. Я думаю, найти это все будет легко. Найдем класс Апреля, найдем ее – эту Анну. Посмотрим, чем она занимается в наши дни. Может быть, она разжирела? Будем надеяться, потому что я в свое время видела одну ее фотографию и говорю тебе – она настолько красива, что хочется пойти и утопиться.
– Если он ее так любил, то лишний вес ничего не решит. Она была уверена, что Анна не позвонит. Мама-жираф была уверена.
– Да, Лизка, да. Значит – что?
– Что?
– Они общаются, вот что это значит. Так, я нашла номер их школы. И даже – знаешь что? Тут есть фотография их девятого класса. Ну, разве я не хакер? Так, где ты, любительница флоры, но не фауны.
Флора, но не фауна. Анна любила цветы и любила нашего Игоря Апреля. Они вместе разводили зимний сад в доме родителей Игоря. Потом Анна разлюбила их и бросила – обоих: и Игоря, и цветы. В один ужасный день Игорь Апрель получил от Анны короткую записку о том, что она встретила другого мужчину и уезжает к нему в Израиль. Уезжает к жениху, если быть точной.
После стольких лет она обошлась запиской. Цветы остались без оной. Каждый раз, когда Игорь поливал их, они напоминали ему о девушке с янтарными волосами, что оставила его с использованием записки. И все же он не выкинул их, не дал им засохнуть, он поливал их, растил, прореживал, а потом, когда Игорь Апрель принял решение уехать из Владивостока и начать новую жизнь в Москве, он забрал их с собой. Кто, скажите мне, в добром здравии и действуя добровольно, будет носиться с цветочными горшками, если только в сердце его не осталось надежды? И надежды на что?
– Зря я тебе сказала. Не стоит копаться в этой истории, ты можешь сделать только хуже.
– От правды никогда не становится хуже, – сказала Фаина.
– Я не уверена, – пробормотала я. – В последнее время я существенно пересмотрела свое отношение к правде.
– Ого! Ничего себе заявление. Впрочем, я очень рада, что взрослеешь, – присвистнула Фаина, не отрываясь от экрана. Это было выше моих сил. В конце концов, если она хочет быть деструктивной, кто я такая, чтобы ей мешать. Кто знает, может быть, именно это и привлекло в ней Игоря Апреля. А что, противоположности притягиваются. Может быть, ее здоровый скепсис ему нравится. И нездоровый – тоже.