О рыцарях и лжецах

Молчанов печатал что-то у себя в портативном ноутбуке, посматривая на меня поверх его заляпанной и потемневшей от времени серой пластиковой крышки. В редакторской комнате, где работала их журналистская бригада, застыл неприятный, ничем не выводимый запах сигаретных бычков – запах еще более неприятный, чем когда в помещении просто накурено. На столе стоял покрытый копотью чайник и тарелка с давно умершими пирожными-картошками. Ворох старых и новых газет, распечатанных листов, исчерканных разноцветными маркерами, замшелые чашки с недопитым чаем. Я успела изучить тут все. Большая Фаина Любовь мариновал меня, как помидор в банке с уксусом. Он никуда не спешил, он работал сосредоточенно, усердно, методично – так, словно меня в комнате и вовсе не было. Я чувствовала, что еще немного – и мною можно будет закусывать.

Занята, ха! Да уж, не дай бог таких занятий. Я отключила телефон.

– Значит, Лиза, ты с мужем не общалась, не встречалась и не связывалась никаким иным способом? – снова спросил Молчанов, неожиданно выныривая из-за «Макинтоша». Я знала, что журналисты не хуже полицейских умеют читать реакцию, а уж Юрка Молчанов с его опытом – из всех них лучший. А я актриса никудышная. Но я старалась.

– Нет, не общалась, – ответила я, хлопая ресницами. Мы играем в «Мафию». Город просыпается. Я ничего не знаю. Я – мирный гражданин. Я не связывалась с Сережей никаким иным способом. Мой телефон был стерильно пуст, я удалила даже сам «telegram». Я закачаю его потом снова.

– А следователи тебя больше не беспокоят? Не звонят, не вызывают, не допрашивают?

– Нет, не беспокоят… вроде. После обыска, по крайней мере. Хотя никогда нельзя быть точно уверенной, что за тобой не следят на улице.

– Это и так, и не так. Серьезно, как-то принято считать, что полиции делать нечего, как только за всеми бегать и наблюдать. Но ведь для них «наружка» и уж тем более прослушивание внутри частных помещений – целое дело.

– Которое они и делают со свойственным им профессионализмом, – съязвила я.

– Возможно. Просто любая прослушка должна быть санкционирована, оплачена государством по ставкам сверхурочных, прописана в отчетах – и так далее. Возможно, за тобой и следили сразу после того, как твой муж драпанул от следствия. Но вот что они будут держать слежку так долго – я сомневаюсь. Там обычно каждый день на счету.

– Твоими устами да мед пить. Скажи мне все-таки, в чем они его обвиняют, – спросила я.

– Да какая разница! Тебе ничего не угрожает, разве этого не достаточно?

– И все же? – переспросила я, и Молчанов нехорошо улыбнулся. У него появилось такое выражение лица, как у ищейки Тоби[2] на морде. Юра взял след.

– Лиза, ты с ним не общаешься, ты от него открестилась, как от чумного, но дело его тебе интересно. Странно, Лиза, странно. Почему бы это?

– Отчего же странно, Юрочка. Да я теперь по ночам спать не могу. Представь себе, меня держали в камере. Почти сутки держали – с бомжом или вообще убийцей, я откуда знаю. Потом обыскивали мой дом, причем при этом сильно напугали моего клиента и даже отняли у него телефон. Хорошо, не было дома детей. Но если у клиента только телефон пропал – у меня средства к существованию. Потому что я теперь клиентов домой не могу привести. Я не имею права рисковать их психологическим здоровьем, зная, что парни в форме могут вломиться ко мне в любую минуту. Так чего же странного, если я пытаюсь определить, насколько весь этот кошмар близок к концу?

– А постановление они тебе показывали на обыск? – заинтересовался Юра. Я с радостью рассказала ему все, что знала и помнила об обыске. Это была безопасная зона. Маленький островок в самой глубине Гримпенской трясины. Сама идея привлечь к этому делу Юрку Молчанова родилась в светлой голове моей сестры. Идея была ее, но вертеться на раскаленной сковородке и врать приходилось мне. Юрка должен был узнать крайне урезанную версию происходящего. Такую же, как и следователи. Ничего не знаю, никуда не летаю. Город засыпает прямо рядом с тарелкой подсохших пирожных.

Но мне нужны были результаты Юриного журналистского расследования. И они у Молчанова были. Просто удивительно, сколько всего можно узнать, если показать корочку журналистского удостоверения.

– Твоего Сережу обвиняют в транспортировке и сбыте наркотических средств. Обвинительное заключение еще не готово и не предъявлено, тем более что и обвиняемого нет в наличии. Никто не спешит, так что окончательных формулировок я тебе не дам, их пока не существует. Но дело я видел. И в нем нет ни слова о Воронеже. Да, в придорожном кафе неподалеку от Воронежа действительно был убит человек.

– О господи! – перепугалась я.

– Да уж, твой супруг – просто везунчик. В кафе случилась пьяная драка на бытовой почве. С применением колюще-режущих предметов.

– Это что значит, я не понимаю?