О, счастливица!

– Так я и думал. Проклятый лживый кубинский сукин ты сын! – возрадовался Пухл.

Молодой человек был в ужасе.

– Нет, я из Колумбии.

– Неплохо придумано.

– Боб и Роберто – это одно и то же!

– Да что ты! На какой планете?

Бодеан Геззер выключил фонарик. Оживленное движение на шоссе его нервировало – изрешеченный пулями автомобиль мог привлечь внимание даже в округе Дейд.

– Посвети-ка сюда. – Пухл копался в бумажнике юноши. – Раз уж мы потратили нервы и патроны…

Он небрежно поднял четыре стодолларовых купюры, чтобы их увидел Бод. Фингал издал воинственный клич.

– А тут у нас зацени чё, «Америкэн Экспресс»! – Пухл помахал золотистой кредиткой. – Да с каких хуев у тя ваще хоть что-то американское?

Роберто Лопес взмолился:

– Берите что хотите! Не убивайте меня, пожалуйста!

Пухл скомандовал Фингалу обыскать багажник. Бод Геззер был просто на измене – в любую секунду он ждал синих вспышек полицейских маячков. Он знал, что будет мало шансов удовлетворительно объяснить дорожному патрулю Флориды наличие подстреленного колумбийца.

– Поторапливайтесь там, еб вашу мать! – рявкнул он. Они нашли портфель, «беретту»-380 84-й модели в кобуре и новую пару двухцветных туфель для гольфа.

– Размер десятый. Как раз как мой, – заметил Фингал.

– Возьмите их! – крикнул Роберто Лопес с переднего сиденья.

Бод направил луч фонарика в портфель: биржевые гистограммы, компьютерные распечатки и финансовые отчеты. Визитная карточка, согласно которой Роберто Лопес был биржевым брокером в «Смит Барни» [29].

Тут Пухл узрел шанс извлечь пользу из преступления. Хоть и выяснилось, что парень – не засранец-приятель Эм-бер, он все равно остается проклятым иностранцем в модной одежде и со слишком большими деньгами. Бод, конечно же, согласится, что обстрел был не совсем уж пустой тратой времени.

Со священным возмущением в голосе Пухл обратился к напуганному молодому колумбийцу:

– Вы, суки, исподтишка прокрадываетесь в эту страну, воруете наши рабочие места, а потом захватываете наши поля для гольфа. Могу я спросить, мистер Роберто Брокер, что ж дальше-то? В президенты выдвинетесь?

Фингал был настолько взвинчен, что патриотически пинал машину, шипы туфель для гольфа оставляли на ней безупречные дырочки. Бод Геззер, однако, не выказывал никакого негодования.

Пухл отложил винтовку и сграбастал Роберто Лопеса за воротничок.

– Ну ладно, хитрожопый. – Пухл вспомнил суровый допрос на обочине, устроенный Бодом работникам-иммигрантам. – Назови-ка мне четырнадцатого Президента США!

– Франклин Пирс, – напряженно ответил молодой человек.

– Ха! Франки кто?

– Пирс. – В голосе Бода сквозила горечь. – Президент Франклин Пирс, верно. Чувак прав.

Уязвленный Пухл отступил:

– Твою бога душу мать!

– Я сваливаю, – заявил Бодеан Геззер и направился к пикапу. Пухл дал выход своему разочарованию, ударив несчастного брокера по носу, а Фингал сосредоточил усилия на кузове «мустанга».

Чтобы отделаться от судебных исполнителей, нанятых отдельно проживающим мужем, Мэри Андреа Финли Кроум начала называть себя Джули Ченнинг [30] – слабо завуалированная дань уважения двум самым любимым бродвейским актрисам. Мэри Андреа была настолько твердо настроена сопротивляться бракоразводному процессу, что зашла еще дальше: в придорожном мотеле за Джексон-Хоул, штат Вайоминг, она обрезала густые рыжие волосы и карандашом нарисовала новые широкие брови. В тот же день она приехала в город, где неудачно прослушивалась для скандальной, но интригующей постановки «Оливера Твиста».

Вернувшись в Бруклин, Дик Тёрнквист извлек из Интернета список театральных промоутеров в западных сельских штатах. Он отправил каждому факс с последним публичным снимком Мэри Андрея Финли Кроум в сопровождении краткого запроса, намекающего на семейные неприятности на Востоке, – не видел ли ее кто-нибудь? Режиссер из Джексон-Хоул озаботился ответить по телефону. Он сказал, что женщина на фотографии весьма похожа на актрису, которая только вчера пробовалась сразу на роли Фэджина и Артфула Доджера. И хотя, по словам режиссера, певческий голос мисс Джулии Ченнинг подходил превосходно, над ее акцентом кокни стоило поработать. «Она бы справилась с Ричардом Вторым, – объяснил режиссер, – но мне-то нужен воришка-карманник».

К тому моменту, как Дик Тёрнквист нанял местного частного сыщика и дал ему задание, Мэри Андреа Финли Кроум уже покинула горный городок.

Тёрнквиста впечатляла ее непоколебимая тяга к сцене. Зная, что за ней гонятся, Мэри Андреа продолжала выдавать себя. Смена профессионального имени, хоть и могла уязвить самолюбие, была не самой удачной уловкой. Мэри Андреа могла раствориться в любом городе и устроиться на любую анонимную работу – официантки, служащей в приемной, барменши – с ненамного меньшим жалованьем. И тем не менее она предпочитала играть, несмотря на риск обнаружения и вызова в суд. Быть может, она была неудержимо предана своему ремеслу, но Тёрнквист полагал, что объяснение другое: Мэри Андреа требовалось внимание. Она жаждала света рампы, не важно сколь далекого и скоротечного.