Рядом с ним сидят графиня и Каррэ-Ламадон. Каррэ-Ламадон кладет карту. Он сегодня весел, как и все. Он кокетливо поглядывает на графиню. Та держит карты обеими руками, на виду. Она явно не понимает игры и добродушно улыбается.
Следующая пара — супруги Луазо. Луазо торопливо подсовывает жене карту и получает в обмен другую. Но если Луазо сплутовал весело, то его жена схватила карту воровато и мрачно. Перед ней больше всего медяков.
Во главе стола — хозяин. Он смеется, трясясь всем своим киселеобразным телом. Его маленькие глазки хитро прищурены. В жирной пятерне зажат веерок карт.
Бегают тонкие женские пальцы по клавишам. В кадр входит мужская рука, вытаскивает застрявший клавиш.
Это поет, аккомпанируя себе на стареньком пианино, г-жа Каррэ-Ламадон. Граф стоит рядом, облокотясь локтем о крышку. Он восторженно слушает, вытаскивая застрявшие клавиши. Заливается г-жа Каррэ-Ламадон.
— Любовь к отчизне движет нами…
Восхищенно слушает граф. Наклоняется, вытаскивая клавиши. Со вздохом поворачивается, глядит…
…на камин, у которого греются обе монахини. Потупившись, они бормочут свои молитвы.
Младшая вдруг поднимает глаза. Она внезапно кидает в сторону графа блестящий, томный взгляд. Взгляд почти вызывающий.
Граф подымает брови. Монокль падает. Он удивленно смотрит… но видит только камин. У камина, потупившись, бормочут свои молитвы две монахини.
Только сейчас мы видим гостиную целиком. Стол, за которым играют в карты. Граф и г-жа Каррэ-Ламадон у пианино. Монахини у камина. В гостиную входит, пересекая ее, горничная с кружкой пива.
В кадр входит горничная с кружкой пива. Входит и, не поставив кружку, поворачивается, замирает.
Г-жа Каррэ-Ламадон берет, закатив глаза, высочайшую ноту. Граф восхищенно вставляет монокль в глаз…
…Отчизна дорога-а-а-а…
Застыла пивная кружка у рта Корнюдэ. С восхищенным изумлением смотрит Пышка.
Блаженная улыбка разлита на лице графини. Болезненно скривился Каррэ-Ламадон. Кажется, он сейчас завоет. (В кадре на первом плане неподвижная туша хозяина.)
Быстро обменялись картами супруги Луазо, притворяющиеся восхищенными, но не забывающие о медяках.
Слушают монахини. Руки их застыли в четках.
Кончилась высочайшая нота. Граф восхищенно выронил монокль, вытащил клавиш и зааплодировал.
Опрокинулась пивная кружка в рот Корнюдэ. Горничная поставила перед ним следующую и повернулась. Пышка зааплодировала. (Все это одновременно.)
Улыбнулась и зааплодировала сладкая графиня. Облегченно вздохнул Каррэ-Ламадон. Хозяин положил карту. (Тоже все одновременно.)
Разом перекрестились обе монахини.
Взглянули наверх сидящие за столом. Хозяин встал. (Горничной уже нет в кадре.) Положил карты.
На верху лестницы стоит немецкий офицер. Он делает короткий жест подбородком. Поворачивается и исчезает. Хозяин идет к лестнице. (Никто уже не интересуется им.)
За столом уже идет прежнее веселье. Каррэ-Ламадон, резвясь, делает вид, что хочет заглянуть хозяину в карты. Графиня кокетливо шлепает его по руке. Он подставляет ладони. Сама собой возникает игра в лапки.
Пышка, подражая графине, бросает карты и шлепает по руке Корнюдэ. Тот ставит кружку. Возникают лапки.
У пианино играют в лапки граф и г-жа Каррэ-Ламадон.
Восторженно хохочет Пышка, шлепая неуклюжего, добродушно ухмыляющегося Корнюдэ. Сияет графиня, шлепая умиленно тающего Каррэ-Ламадона.
Только г-жа Луазо по-прежнему мрачна. Она с изумительной ловкостью, привычной кассирше, пересчитывает и складывает в столбики медяки, горкой лежащие перед ней. В то время как ее супруг исподтишка подтасовывает колоду и ногтем помечает карты.
(В кадре стол, лестница.) По лестнице спускается хозяин. Идет к столу.
Пышка, хохоча, хлопает Корнюдэ. В кадр входит хозяин. Останавливается около Пышки, мрачно глядит. Зевает. Пышка подымает голову. Руки ее остаются лежать в руках Корнюдэ.
Кончает зевок хозяин. Захлопывает пасть. Лениво спрашивает:
— Прусский офицер приказал спросить, изменили ли вы свое решение.
Мгновенно отшвырнув руки Корнюдэ, Пышка вскакивает, оскорбленная в своем новорожденном патриотизме, она стоит перед хозяином, гневно глядя на него, сжимая кулаки.
Спокойная харя хозяина.
Взбешенная Пышка вдруг разражается руганью. Сквозь напускную тонкость в ней прорвалась нормандская [натура — ] крестьянская, боевая и грубоватая:
— Скажите этой свинье, этой прусской гадине…
Орет, трясясь от бешенства, Пышка. Она и впрямь оскорблена если не в патриотизме, то в своем самоуважении, ибо в эти дни она хочет быть наравне с остальными дамами.
— Скажите этой дохлятине, что я никогда не соглашусь.
Еще кричит Пышка, а хозяин уже повернулся, спокойно пошел. Орет вслед ему Пышка:
— Никогда! Слышишь? Никогда!
Дрожит от злости Пышка. Сидящие за столом застыли с приподнятыми для лапок руками.
Недвижный от изумления граф держит руки испуганной Каррэ-Ламадон.
Крестятся мелкими крестиками перепуганные монахини.
Каррэ-Ламадон вскакивает. Опершись руками о стол, он спросил Пышку:
— Чего он хочет от вас?
Пышка резко оборачивается. Она тоже опирается руками о стол, пригибаясь к Каррэ-Ламадон. Каррэ-Ламадон застыл.
— Вы хотите знать, чего он хочет?