О себе (сборник)

Он. «Не красавица, но очень недурна. Я люблю ее лицо… Художник встречал ее… ну, допустим, в художественных кружках… И чем чаще ее видел, тем более она ему нравилась, тем сильнее крепло в нем убеждение, что с нею он сможет найти счастье… Но мечта эта представлялась ему невозможной… Что он может, старый, больной человек, обремененный долгами, дать молодой, жизнерадостной девушке? Да и вообще, возможно ли, чтобы молодая девушка, столь различная по характеру и летам, могла полюбить моего художника… Не будет ли это психологической неверностью?»

Она. «Что в том, что он болен и беден? Неужели любить можно лишь за внешность и за богатство? Если она не пустая кокетка, а обладает хорошим сердцем, почему ей не полюбить вашего художника?»

Он. «Значит, вы серьезно верите, что она могла полюбить его искренне и на всю жизнь?.. (Долго-долго молчит.) Поставьте себя, голубчик Аня, на минуту на ее место. И… представьте, что этот художник — я… Что это я признался вам в любви и просил быть моей женой… Скажите, что бы вы мне ответили?»

Она. «Лицо Федора Михайловича выражало такую сердечную муку!» (Долгое-долгое молчание.) «Я бы вам ответила… что я вас люблю и буду любить всю жизнь!»

Он (кричит). «Всю жизнь»! Всю жизнь?.. Скажи лучше: «Все жизни!» Но тогда?.. (Нежно.) Тогда ты должна сейчас идти за меня, старуха! Я прошу тебя: будь моей женой, а?

Она (неловко). Ха-ха-ха… Вернемся лучше в прошлое, Федя. Там у нас все куда удачнее…

Он. Значит, ты не хочешь? Точно? (После паузы.) Вот ты и приговорила меня. Теперь без угрызений совести я уйду…

Она. Как?.. (Почти пугаясь.) Куда?

Он. Так всегда в жизни: грозилась уйти отсюда ты, а ухожу я…

Она (помолчав). Когда?

Он. Скоро… Может, очень скоро… Потому нам нужно спешить… спешить… чтобы успеть все доиграть, Аня…

Она. Соскучился по вольной жизни, Федя?

Он (не отвечая ). Итак, сразу после свадьбы мы уехали с тобой в путешествие за границу. Но я оставил тебя в первом же отеле! Я умчался за рулетку!.. Я посылал тебе безумные письма! Игра! Игра! Игра!.. Ты вспомнила дьявольский роман?

Она (не отвечая). А в общем, так у меня всегда… Клялись, добивались… А потом: «Где занавески?» Ха-ха-ха! Я их не любила, но бросали меня — они… Театр — это единственный мужчина, которого бросила я. Ха-ха-ха! Может быть, потому, что он был единственный, кого я любила?..

Он. Обиделась, старуха? И я — обиделся! Как же ты могла подумать, что я добровольно тебя покину?.. Ты сама приказала мне уйти… Только наша свадьба могла отменить твое приказание… Но ты не захотела.

Она. Что вы несете, Федя?

Он. Сейчас я начну читать мои письма с рулетки… И ты поймешь, что такое колдовство игры… Ах, это мучительное ожидание решающей минуты… Все естество замирает… Ты над бездной… О, кто раз это вкусил! Это — навечно. И я остался игроком — в этом веке! И буду им во все века! Но я подумал: Федя Достоевский играл — и всегда проигрывал! И потому по справедливости — в этом веке я должен непременно выигрывать! И я стал… как бы это сказать — вечным победителем в игре… То есть… (Замолчал.)

Она. Шулером?

Он. Но с возрастом все чаще приходила мысль: а может, все это я придумал — «про справедливость»? Может, я попросту перестал быть мучительным Федей, а стал — обыкновенный, сытый вор? И однажды я решил покаяться… Я сказал об этом партнерам… Как они меня били!.. Чудом — не убили!.. Вот почему я приполз сюда… Но все их боялся!.. И от подлого страха за падальную свою жизнь — я под диван и заполз!.. Но все равно раскаянием мучился… И вот тогда я спросил тебя… мою Аню — про любимую книгу… И Аня устами твоими, старуха, мне и приказала: «Как Родя Раскольников, покайся!» И сегодня утречком — я позвонил… Скоро, скоро они придут за мной!

Она (после паузы). Послушайте, Федя, а может, все это вам… привиделось?

Он (охотно). Может. (Шепчет.) А может, и нет… Скоро, скоро узнаем… (Протягивает рукопись.)

Она. Что это?

Он. Твои записи, Аня. То, что ты писала в дневник… когда мои письма с рулетки получала…

Она. Как я не люблю читать с листа…

Он. А ты представь: прошло много лет… И вот ты с трудом… разбираешь свои записи… и читаешь… Итак, мое первое письмо к тебе… после того, как я на рулетку уехал… «Гамбург, восемнадцатого мая тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года…»

Она. Как… опять… наизусть?..