У Выготского — «зачем так», у Лотмана — «как» без интереса к «зачем».
Из Гегеля следует, что искусство теперь дает некое знание низшего типа. «Несмотря на то, что это положение Гегеля неоднократно подвергалось критике, например Белинским, оно настолько органично… что снова и снова возникает в истории культуры… Это же убеждение проявляется в слабых сторонах методики изучения литературы, настойчиво убеждающей учеников в том, что несколько строк логических выводов (предположим, вдумчивых и серьезных) составляют всю суть художественного произведения, а остальное относится к второстепенным «художественным особенностям»”.
А отсюда — я так понимаю — отказ настоящих ученых говорить о художественном смысле или, по крайней мере, стеснительное упрятывание высказанного о нем где–то в середине абзаца, в придаточном предложении, практический отказ вывести словосочетание «художественный смысл» в заглавие и т. д. и т. п.
С. 9:
Искусство оказывает «человечеству незаменимую услугу, обслуживая одну из самых сложных и не до конца еще ясных по своему механизму сторон человеческого знания».
А раз так, то не думай, мол, что ты умней других.
Я, впрочем, и не думаю. Атанас Натев эту незаменимую услугу уже открыл и назвал. Удивляюсь, что до Лотмана это не дошло.
С. 10–11:
Пушкин свой стих о непонятной жизни кончил так:
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…
Жуковский это неопубликованное Пушкиным стихотворение, публикуя, улучшил по рифме:
Темный твой язык учу…
«…для нас важно другое: кто бы ни сделал это изменение — Пушкин или Жуковский, — но для него стихи:
Смысла я в тебе ищу…
и
Темный твой язык учу -
были семантически эквивалентны: понять жизнь — это выучить ее темный язык».
Будто не бывает, что язык знаешь уже, а смысл сообщения не понятен еще, и душе надо трудиться и трудиться. Но для Лотмана–то важно не идти дальше языка, за которым — художественный смысл.
С. 11:
Художественная информация «неотделима от структурных особенностей художественных текстов в такой же мере, в какой мысль неотделима от материальной структуры мозга… объяснить, как художественный текст становится носителем определенной мысли — идеи… такова общая цель…» книги Лотмана.
Это как иной биолог: найти некий центр удовольствия в мозгу у крысы — он найдет, но сказать, какое удовольствие получает крыса от раздражения этого центра: половое, вкусовое или еще какое, — нет, этого он не скажет. Исследуйте сами на свой страх и риск. А я, мол, не при чем, если вы ошибетесь.
С. 17: