О сквернословии в привычном и «достойном»

Другое дело – земное себялюбие. Оно порождает зло, которое «содержится не в самом том действии или положении, которое служит целью, а в его следствиях или средствах достижения его; эти следствия рассматриваются самим деятелем, если он замечает их (это случается редко), как нежелательные, а злые средства для достижения цели – сами по себе ему не нравятся».[65]

Иными словами, разница между этими двумя злыми волями следующая: «С точки зрения сатанинской воли сами злые деяния суть положительные самоценности, поскольку они удовлетворяют гордыню; а для земного себялюбия злые деяния имеют лишь служебную ценность, оставаясь сами по себе нежелательными… Первое есть абсолютное зло, а второе – зло относительное».[66]

Один и тот же греховный поступок может оказаться злом абсолютным или относительным, в зависимости от отношения грешника к себе и происходящему.

Блудный грех, например, может быть проявлением немощи (когда человек и рад бы не грешить, но не в силах, вернее, не находит в себе воли противостоять страсти), а может быть формой богоборческого по своей природе самоутверждения путем предпочтения разврата целомудрию (такой человек принципиально не ограничивает себя в половых связях, это его жизненное credo) ради подпитки гордыни и тщеславия. Блуд – грех и в том, и в другом случае.

Оскверняет человека и то и другое. Но качество скверны разное. Это относится ко многим грехам. Иной небольшой, по человеческим меркам, грех может быть опаснее иного тяжкого (по тем же меркам) именно в силу разницы в качестве, обусловленной отношением грешника к себе и своему греху, ибо «нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного».[67]

Раскаяние привлекает милость Божию и прощение, если перерастает в покаянное[68] преодоление греха, смертоносную природу которого все же не стоит недооценивать. Ведь что бы мы ни делали, входим во вкус. Это касается и добра, и зла.

Привыкая к греху, совершаемому по немощи, мы пропитываемся им и, мало-помалу утрачивая к нему естественное отвращение, примиряемся с греховностью как с чем-то присущим нам по природе. Мы роднимся с грехом и уже не замечаем, как изначально вынужденное, поначалу нежелательное и неприятное сопровождение того, что нас привлекает, становится желанным и приятным для нас уже само по себе.

Ложная скверна и языческий магизм

Но где проходит граница между истинными представлениями о грехе и скверне и тем, что апостол Павел называет «бабьими баснями» – ложно понятым людьми законом?

Она не так легко уловима, как хотелось бы. Начнем с того, что в христианской традиции существует своего рода след ветхозаветного сознания: понятие ритуальной нечистоты.

Не углубляясь в тонкости, касающиеся алтаря и его святынь (престола, жертвенника, утвари), отметим, что этим понятием определяется деление животных на чистых и нечистых (например, кошка – чистое, а собака – нечистое животное, поэтому первая гуляет в храме где хочет сама по себе, а вторую даже в притвор не пускают), а также им охватываются некоторые явления половой сферы (поллюции, менструации) и родовой жизни (роды, выкидыши).