О сладких грёзах и горьких зельях

В принципе, это даже логично. Начни он тут направо и налево бросаться словами на древнем языке, то рано или поздно точно задался бы вопросом, с чего это обожаемые супруга и доченька визжат и плавятся в ответ на некоторые чары. Да и был бы риск, что он призовёт настоящего беса-помощника. А то и не беса: поговаривали, что несколько жизней Саннару даровал сам Зверь. Не знаю уж, за какие заслуги, но факт остаётся фактом.

— Ничего, — пробормотала я. — Весело пойдём. Никого звать не надо! Запевай считалочку. Десять придурков в ведьмин влезли дом. Один из них перецепился за углом. Острый топор и нету головы — но, там и не было мозгов, увы. Девять придурков…

В общем, худо-бедно мы под эти жизнеутверждающие мотивы дошли до одного придурка. И до супружеского ложа, на которое я, поднатужившись, свалила своё сомнительное семейное счастье.

— Ты ужасно поёшь, — сказал он с какой-то беззащитной улыбкой. — И песня просто кошмарная. И рифмы нет!

— Всему тебя учи, — скривилась я. — Ты должен был сказать, что я пою, как соловей!

— Извини, милая, но это очень простуженный соловей. Ну, и немного больной на голову.

Я не выдержала и расхохоталась. Он рассмеялся тоже. Я чувствовала, как силы возвращаются к нему, и тихо радовалась этому.

Хотя в целом, конечно, та ещё ситуация. Веселимся, как дети малые, будто и не было между нами… да чего только не было.

Хотя… кое-чего так и не случилось, верно? И здесь это можно исправить. Он этого не вспомнит, и маленькая шалость никак не отразится на нашей работе. Здесь над нами не довлеют тени прошлого, нас не разделяют интриги, годы войны, смерти, страхи и маски. Это как сон, не так ли? А во сне можно себе позволить всё. Идеальное преступление, о котором никто никогда не узнает… В конечном итоге, имею же я право на своё неслучившееся?

Я осторожно легла рядом с ним, переплетя наши пальцы, и проверила свои внутренние резервы. После ментальной битвы с ролью и конфликта со служанками меня не хватит сейчас на решающий удар. В предрассветный час, когда Тьма сильнее всего — вот когда я сделаю это. А пока…

Наши с ним мысли шли в одинаковом направлении, безо всяких сомнений. Он потянулся ко мне, и я не стала на сей раз его отталкивать.

5

— Мама, проснись, — теребили меня маленькие ручки. — Мамочка, пожалуйста…

— Ещё рано, — сказала я сонно. — Малыш, ну что с тобой?

— Мама, мне страшно.

Я устало вздохнула и, чуть приоткрыв глаза, ласково провела рукой по волосам дочери, слегка пощекотав маленькие рожки. Её жёлтые глаза чуть светились в неверном утреннем полумраке и были полны страха, хвост беспокойно метался.

Я поморщилась: голова отчего-то была тяжёлой. С другой стороны, чему удивляться? Мы с Наром, как ни крути, почти не спали этой ночью. Даже ужинали в постели, обсуждая планы на будущее. Сложно поверить, что скоро гонения на изменённых закончатся. Мы сможем, наконец, покинуть поместье и рассказать правду о нас всему миру… и больше не будет никакой войны… впрочем, наше поместье всё равно защищено от неё, так ведь? Но внешний мир повидать хочется.

— Мама, ты должна встать, — Алеа продолжала меня теребить, плача. — Пожалуйста!

Я вздохнула и села в кровати, отметив, что муж, наверное, уже ушёл в лабораторию.

— Тебе приснился страшный сон, милая? — спросила я успокаивающе.

— Нет, — она отчаянно покачала головой. — Мама, меня пугает та, другая девочка.

Это ещё к чему?

Я потрясла головой. Чт0-то было не так.

— Какая другая девочка?

— Мама, с ней что-то не так. Она хочет меня съесть. И её отражение…

Отражение…

Я поймала сосбственно отражение в оконном стекле.

И вспомнила.

Шарахнулась от очередного наваждения. Оно стояло, глотая слёзы, и умоляюще таращилось на меня.

Магия Замка явно учла прошлые ошибки: этот ребёнок мог бы быть моим. Он ощущался, как мой. Но, разумеется, это был очередной обман, на этот раз слепленный специально под меня.

И ведь сама же позволила загнать себя в эту ловушку! Чем я думала, когда позволила себе втянуться в игру эмоционально, реализовать здесь (здесь!) своё несбывшееся? Проклятье! Ид-диотка! И ведь вообразила же себя взрослой умной женщиной, а пошла на поводу у глупых чувств, как какая-то сопливая первокурсница провинциального магического вуза, куда берут всех, кто умеет говорить и — в теории — думать?

Я сдавленно простонала.

— Мама? — Алеа… вот ведь гадство… наваждение умоляюще смотрело на меня. — Мамочка, надо спешить. Происходит что-то плохое.

— Да уж, — сказала я ей мрачно. — У меня новость: тебя не существует.

На удивление, она не стала отрицать (сразу видно, моё наваждение). Вместо этого она доверительно сказала:

— Наверное, да. Но я всё равно не хочу, чтобы меня съели.

Что же, предельно логичная позиция, ни отнять ни прибавить. Алеа… Я покачала головой. Как же глубоко в мои воспоминания проник Замок, если докопался и до этого?