О слове и Слове в герменевтике Г.Г. Гадамера

Весь человек, определяемый как мысль, отношение и язык, [11] задействован в процессе понимания и говорения, он — автор и слушатель одновременно. Понять другого в разговоре означает не постановку себя на место собеседника и "воспроизводство" его переживаний, но достижение взаимопонимания "в том, что касается сути дела" (ИМ, 446). Этот подход Гадамера противоречит романтическим представлениям Шлейермахера об интерпретации, где первостепенное значение придается дивинации, "превращению себя в другого" [12]. Гадамер против такой искусственной аппликации и говорит о понимании так: "Мы исходим из тезиса: понимать — это значит, прежде всего, понимать друг друга" (ИМ, 227). Он считает, что полное взаимопонимание в диалоге не связано с конкретным вопросом, предметом, но означает, что собеседники понимают друг друга "вообще во всем существенном, что связывает людей" (ИМ, 228). Пожалуй, подобное явление мы наблюдаем, когда множество разных людей, услышав истину, до сих пор прикровенную, одновременно и единодушно замирают в удивлении (ср. 2Ездр. 4, 41)

Понимать — значит ведать и видеть. Эти глаголы не случайно содержат в себе общий корень [13], подобно словам "по-казывать" и "рассказывать" [14].Мы уже говорили о том, что слово выявляет истину. Оно естественным образом ассоциируется в нашей речи со светом и всем тем, что свет нам являет, позволяет увидеть. Услышанное вызывает в нашем сознании образы, картины, некую "видеозарисовку" принятого и понятого слова, которая является своего рода "машиной времени и пространства".

Яркий пример тому — притча, сказка, художественная литература. Понимать — значит быть причастным в данный момент к некогда сказанному (ИМ, 455). Эту мысль философ повторяет многократно и одной из важнейших сторон такой причастности, причастия является представление, созерцание отображенного в слове. Это отображенное не есть мертвая схема, "но сделано пребывающим, присутствующим" (ИМ, 481). Уже для Гумбольдта (см. ИМ, 509) язык является мировидением. Гадамер пишет, что язык "действительно раскрывает наше отношение к миру в его целостности" (ИМ, 519), делает видимой ту реальность, "которая возвышается над сознанием каждого отдельного человека" (ИМ, 520), сберегает "непосредственность нашего видения мира и самих себя" (там же) и этой непосредственностью распоряжается. Так философ подтверждает основной постулат реализма о возможности познания мира через непосредственное его наблюдение благодаря "целокупности языка". Слово ставит нас перед тайной (ср. СББ, 932). Слыша речь, мы употребляем и мышление, и внутреннее зрение, и память. Весь человек как "духовная монада" Лейбница постоянно воспринимает и стремится все лучше воспринять реальность, потому что таким сотворен.

Понимать — значит сохранять в сердце и растить, развивать.

Приведем знаменитые словаОригенао понимании Св. Писания. Он пишет, что" мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом: простой верующий должен назидаться как бы плотью Писания (так мы называем наиболее доступный смысл); сколко-нибудь совершенный (должен назидаться) как бы душою его; а еще более совершенный и подобный тем, о которых говорит апостол: "Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал" (1 Коринфянам 2, 6–8), — такой человек должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ. Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, состоит из тела, души и духа." [15]

Гадамер отмечает, что сказанное мы понимаем лишь потому, что оно находится "в смысловом единстве с бесконечностью не-сказанного" (ИМ, 542). Само говорение, взаимное объяснение "удерживает" это единство (там же). Именно поэтому "сама сущность" сказанного может постигаться через "самые привычные и обыденные слова", проводящие нас к смыслу.

1.3 Слово как язык народа