О смелом парне будет речь

— Меня сейчас вытошнит, — сказала Астра, вкладывая клинок в ножны. — Уходим отсюда… Валькирия доложила, что за ущельем есть маленькое озерцо. С тропы его не увидеть, значит, более хорошего места для лагеря и искать не нужно.

Вид на озеро, открывшийся из-за скал, действительно, отличался идиллическим спокойствием и живописностью: горы любовались собой в зеркале вод, свисающие ивовые ветви чуть шевелились от ветра, где-то хрустальным колокольчикам небольшого водопада звенел ручей.

Пока наемники купались, Астра, сидя на берегу и бултыхая в воде голыми ногами, рассказывала Fineous о том, как она грустила без него, перескакивая с одного эпизода на другой:

— …Представляешь, в черепах у мертвяков — только пустые дырки глазниц. А наглые до чего: пустотой тебя сверлят и сверлят! …В общем, мы только от железного рудника немного продвинулись, а там бунт: то ли деревенским городские не понравились, то ли крестьяне пива перепили, то ли «суверенитетов» им не хватило. Когда заметили мой отряд на опушке леса, паника началась: «Красные! Красные!» Я не знала, что стяг рода Barbarian наводит ужас…

— В основном, на девушек, — вставил Фин. — Мне до сих пор не верится, что ты моя жена.

— …Аграрии серпы свои бросили и разбежались. Они трусливее мертвяков: те хотя бы атакуют!

— Но, Звездочка, мертвяки, наверное, и есть крестьяне, которые выступали против властей. Всегда так было: молчишь — жив, взбунтовался — мертвец, моя ненаглядная…

— …Красотка, — сказала Астра. — А это тебе за Пеструху! — Она наклонилась и легонько укусила его за кисть руки, а потом поцеловала туда же.

— Змея, — с восхищением сказал Fineous. — Кого я пригрел?!

— Потом рудознатец Хис и Валя — они ведь поженились вслед за нами, правда, здорово? — нашли с дельтаплана старые рубиновые копи. Добыча в них была прекращена, по-видимому, из-за нападений мертвяков, хотя природные рубины, и отдельными кристаллами, и в друзах, там валяются, куда ни посмотри. Несколько самых крупных я прихватила….

— Конечно, чтобы посолить, — улыбнулся Фин, — хозяйственная ты женушка.

— Чтобы украсить ими твой щит, комедиант несчастный, — Астра брызнула в Fineous водой. — Я теперь на два ранга выше, так что извольте быть дисциплинированным, господин эрцгерцог. …Отнесите благородную даму вон туда, за ивнячок, оне хотят купаться!

— У нас все общее, у нас и желания совпадают — не стал таить своей жаркой страсти рыцарь. — Чур, ты первая трешь мне спинку!

Они были счастливы и веселы, но ночью, уткнувшись в седельную суму, которая служила им подушкой, Астра заплакала:

— Я боюсь, что больше никогда не увижу тебя, и от мысли, что нас разлучают, останавливается мое сердце. За что, Фин? Что мы сделали, чтобы быть столь жестоко наказанными?

Муж привлек ее к себе, вытер слезы и пообещал:

— Когда умрет последний из подлых врагов, когда Черный предел войдет в пределы границ, когда на вратах всех замков будут висеть наши флаги и наступит светлый день победы, мы встретимся. Ты будешь по-прежнему прекрасной, а я — с деревянным протезом на культе и в боевых шрамах: по шраму здесь и здесь…

— Здесь не нужно, родной, — шепнула Астра.

— Ладно, повыше, — согласился Фин.

— А без протеза не обойтись?

— Это невероятно полезный в доме предмет — я буду колотить им сыновей, приходя пьяным из таверны, где нанимают цвет рыцарства великого народа айвенгов.

— Как?! Ты придешь ко мне в таком гадком виде?

— Я приду к тебе в любом случае: пьяным, полумертвым, нищим, по дну Шардийского моря, из преисподней и из рая, раненым, старым и безумным. Битвы завершатся, и я приду! …Спи, моя путеводная Звезда.

Утром отряд разделили, и поскольку Астре предстоял стремительный, но неопасный набег на земли у Северного предела, то с ней остались только рудознатец Хис и крылатые, потому что так захотела Аstra. Валькирия светилась от радости, будто новенькая золотая монетка, одинаково преданно глядя на великодушную эрцгерцогиню и своего обожаемого супруга. Пополнение, несколько крепких бестолковых, как бараны, парней, которых рыцарь Fineous привел с собой из замка, арбалетчики и бóльшая часть гоблинов отправлялись вместе с ним на штурм деревни за ущельем Мертвяков, оставшимся позади. Прощанье было коротким — война торопила.

Маленькая убогая деревня, спрятавшаяся в зеленой долине среди пологих холмов, имела отряд самообороны, который Фин приказал расстрелять с дистанции в пятьдесят локтей, несмотря на то, что его воинственно настроенные гоблины рвались в драку, выли и грызли томагавки, потому что нанюхались перед боем — для бесстрашья — ложных краснявок. Как человеку женатому и, следовательно, почтенному, Fineous претила мысль о бессмысленном геройстве: он был готов умереть, но только за победу.

…На третий день первой недели месяца Овцебыка Ратых, поднимаясь по мощеной булыжником дороге в гору, рыцарь Fineous, которому военная экспедиция уже изрядно поднадоела, заметил на вершине силуэт всадника, одиноко торчащего там, словно старый пень среди фиалок на лесной полянке.