О смелых и умелых

Вероятно, наши летчики не раз загоняли бронепоезд в эту пещеру.

«Но разве такую гору пробьешь? — подумал Суровикин. — Тут надо применить какой-нибудь другой способ».

И стал соображать, как бы ему уничтожить этого бронированного зверя. Экое чудовище! Упустишь — многих ребят сиротами сделает.

Но в силки его не поймаешь и из автомата не подобьешь. Пошарил Суровикин в карманах и перебрал запальные шнурки, хранившиеся у него в жестяной коробке. Случалось ему подрывать рельсы, небольшие мосты; для этого хватало небольшой порции тола или динамита, вынутого из трофейной мины, но для бронепоезда слишком много надо взрывчатки. А где ее возьмешь?

Еще раз огляделся Суровикин вокруг и заметил внизу одинокую будку путевого обходчика.

«Вот у кого гаечный ключ достать можно, — подумал он. — Наверно, этот стожок сена ему и принадлежит. Что ж, дождусь ночи да и развинчу рельсы на повороте. Тут высоко. Так и загремит вся крепость под откос, в речку, вместе со всеми башнями и пушками».

С таким решением забрался Суровикин в стог сена, спрятался в самой середке, пригрелся да и заснул. Спит и видит во сне свой дом и козленка Ваську. И козленок, играя, больно бодает его в бок.

— Пошел прочь, не балуй! — оттолкнул его Суровикин и проснулся.

Смотрит, а в шинель ему впились не рога, а железные вилы.

В один миг вывалился разведчик из стога и очутился лицом к лицу с финским ополченцем.

Суеверному финну показалось, что он поддел на вилы самого лешего. Хотел крикнуть, но с испугу только лязгнул зубами, сел в снег, выронив из рук вилы.

— Вот я тебе покажу, как баловаться! — закричал Суровикин, схватив его за грудь.

— Рус, рус, у меня матка, у меня детки! — залепетал старый финн, знавший по-русски. — Я не сам, меня командир послал. Герман сена хочет…

— Что ты глупости болтаешь, разве фашисты сено едят?

Но тут Суровикин заметил лошадь, запряженную в сани, и смягчился:

— А все-таки для чего же это немцам сено понадобилось?

— Для матрацев. Немцы мягко спать любят, — ответил финн.

— Это какие же немцы?

— А вон там, в бронепоезде, — указал финн.

Суровикин посмотрел вниз. Стояла белесая северная ночь. Не зажигая фар, к туннелю подходили грузовики, груженные ящиками со снарядами. По-видимому, «белый призрак» собирался в очередной разбойничий набег.

— Если не привезу им сена через час, мне капут, — сказал ополченец, расстреляют.

Суровикин окончательно пришел в себя и усмехнулся. У него мелькнула отчаянно смелая мысль.

— Ладно, — сказал он финну, — приказ есть приказ. Надо его выполнять. Давай наваливай сено!

Вначале ополченец ничего не понял. А потом, когда разведчик попросил помочь ему втащить в сани неразорвавшуюся бомбу, он задрожал так, что у него снова застучали зубы.

— Да ты не трусь, — сказал ему Суровикин, — все будет хорошо, доставим им гостинчик, запрятанный в сенцо, в лучшем виде!

Когда бомба была погружена в сани, он приладил шнур и взрыватель, сверху набросал сена, потом свернул две цигарки — одну дал финну, другую закурил сам.

— Ты беги в лес, к тем финнам, которые в партизанах. Тогда твоя мамка тебе спасибо скажет, и детки тоже. А я сам немцам сено доставлю!

Он хлестнул лошадь и, схватив в руки вожжи, побежал рядом с возом, бойко тронувшимся с горы. И, обернувшись, еще успел улыбнуться финну. Автомат у него висел на груди, а лыжи он воткнул в сено, из которого торчал наружу запальный шнур, похожий на поросячий хвост.

Финн не мог тронуться с места и стоял как столб, не в силах отвести взгляд от солдата, затеявшего смертельное дело.

Воз разгонялся с горы все быстрее. Суровикин бежал с ним рядом. А когда лошадь стала упираться и тормозить, он нахлестал ее как следует и пустил вскачь. Сам же ловко вскочил на запятки саней, пригнулся, прижег запальный шнур цигаркой и, не доезжая до туннеля метров сто, спрыгнул и покатился кубарем в глубокую долинку, прорезанную здесь ручьем: А направленный им воз с разгона въехал в туннель.

Лошадь проскочила мимо солдат охраны и застряла среди грузовиков с порохом и снарядами.

Увидев сено, немецкий офицер, ведавший хозяйством, взглянул на часы и сказал:

— О, этот финн стал понимать немецкий порядок…

И это были его последние слова. Огонек, бежавший по шнуру, добрался до взрывателя.

Взрыв авиабомбы был такой силы, что один вагон с пушками и башнями даже выбросило из туннеля. А потом начали рваться сложенные в ящиках снаряды. Казалось, весь туннель превратился в громадное дуло пушки, из которого вместе с дымом и пламенем летят обломки рельсов, ящики, люди, колеса…

Финну стало так страшно, что он вскрикнул, схватился за голову и бросился бежать в лес.

Что стало с русским солдатом, он не видел.

А Суровикин остался жив. Он выбрался к своим усталый, потрепанный и без «языка».

— А где же пленный? — спросил его командир.

И тут Суровикин начал объяснять, что ему было не до пленного, когда он встретился с бронепоездом. Он так волновался, так запинался и краснел, что рассказ его о поединке с «привидением» показался неправдоподобным.