О смелых и умелых

Девушек откармливали всем, что только нашлось в запасах семьи. И рисом, и сладким картофелем, и сушеной рыбой, и овощами. И они ели, ели, ели, но никак не могли наесться. Так они оголодали. Вся семья со слезами радости смотрела в их жующие рты…

И теперь новое удивительное событие.

В дом Китидзо вернулся старший сын, Дзнсай. Тот самый Дэнсай, которого считали погибшим. Он был храбрым солдатом. Большим и сильным. Служил в императорской артиллерии. Побеждал англичан и американцев. А с русскими ему не повезло. Оказывается, они зацапали Дэнсая в плен. Как это могло случиться, удивительно. Ведь японские солдаты в плен не сдаются, это известно даже детям. Они должны либо победить, либо умереть с честью, по-самурайски. Не одолел врага — кончай с собой либо ножом, либо пулей. Но в плен не сдавайся, тогда опозоришь всех своих предков и потомков!

А Дэнсай вернулся как ни в чем не бывало. И прошел по деревне толстый, здоровый, с большим мешком за спиной. Он шел, загадочно улыбаясь. На нем были русские сапоги! Это было совершенно поразительно…

Как же тут не взволноваться всей деревне! Недаром все, кто стоял выше других, уже отправились к дому Китидзо. Чтобы не столкнуться друг с другом, каждый шел по своей тропинке, и теперь они тянулись по гребням насыпей, удерживающих воду на рисовых полях, видные издалека всем и каждому, как цапли среди болота, — старшина с толстой тростью, управляющий с зонтиком, полицейский с саблей и лавочник Кихей, просто заложив руки за спину.

А в доме старого крестьянина были открыты все четыре стены. Этим было показано, что хозяева уважают любопытство всех соседей и ни от кого не таят необычайного происшествия. И гордиться им и стыдиться его было бы одинаково невежливо.

Дом у Китидзо был обычной постройки — без окон и без дверей. Четыре больших столба, вкопанных в землю и накрытых соломенной крышей с длинными нависающими краями, а между ними — раздвижные стенки из прессованного картона. Когда было холодно, стенки сдвигались, когда жарко — они раздвигались. И жилье оказывалось открытым всем ветрам и взглядам. Всякий мог подойти и посмотреть, что здесь происходит.

Бедному крестьянину от людей скрывать нечего.

К домику Китидзо от главного шоссе вела лишь одна дорога, по неширокой насыпи среди рисовых полей. Но по ней пришел только священник в своем длинном черном балахоне. Он шел не окольными путями, считая себя единственным, кто сейчас был совершенно необходим для спасения всего рода Китидзо.

Ведь если в дом войдет страшный преступник, человек, нарушивший священную клятву императору, осквернивший себя пребыванием в плену, то на небесах произойдет большое несчастье. Ибо, как гласит «синто» религиозное учение японцев, — все души усопших стоят в очереди перед богами, которые перевоплощают их снова в живых людей. Но перевоплощают в зависимости от дел потомков. Если потомки совершают на земле добрые дела, тем самым они подталкивают души предков ближе к перевоплощению. Если грешат, то отталкивают назад. А если совершают такое страшное преступление, как нарушение клятвы императору, то и сами летят в ад, и вечное небытие, и увлекают за собой всю цепочку душ своих предков. Губят весь род.

Как же было не поторопиться священнику?

Единственное спасение рода Китидзо было сейчас в том, чтобы не принять в дом Дэнсая. Не узнать его! Сделать вид, что в семье и не было такого. И прогнать подальше. Только этим можно еще перехитрить богов. Это еще может помочь.

И священник спешил.

И все жители видели его фигуру в черном кимоно, с черным зонтом в руках, и его голые пятки показывали, что он торопится.

Успеет или не успеет?

Что же было в доме Китидзо, открытом с четырех сторон? Там все было удивительно. Виновник происшествия, Дэнсай, сидел на циновке у самого очага, в центре пола, состоящего из четырех татами, сидел уже внутри дома!

Вот что было поразительно.

И первые гости даже не решались сразу заметить его Старшина спросил старого Китидзо:

— Когда ты думаешь платить недоимку но налогу, Китидзо-сан?

Управляющий сказал:

— Не время ли поговорить нам о новой арендной плате? Рис дорожает, Китидзо-сан.

Священник пробормотал молитву. А полицейский не нашелся что сказать и уставился на Дэнсая, расставив свои тонкие ноги в черных обмотках и в резиновых тапочках с отдельным большим пальцем, покачивался, как козел, вставший на задние ноги перед вишневым деревом.

Не успел отец ответить, как сын улыбнулся пришедшим и, обнаруживая несдержанность, сказал первый, не дожидаясь слов старших:

— Здравствуйте, земляки! Вы что, не узнаете меня?

Он сидел плотный, упитанный, с лицом чересчур белым для японского бедняка и весело улыбался. Его самоуверенность поразила всех соседей. Теперь им ничего не оставалось делать, как сказать по обычаю:

— Ах, это ты, Дэнсай?

И каждому он ответил:

— Да, это я, Дэнсай.

Теперь уже все было кончено. Соседи признали его, и он сам назвал себя, и вот его отец окончательно признал его перед богами за своего потомка:

— Да, это мой сын Дэнсай.