О солдате-скитальце

— Справедливо говорите, вельможный пан, — сказал Опалка. — Я был заседателем в старом суде. Наше магдебургское право — священное право. С тех пор как стоит Зимная, у нас судят преступников по саксонскому праву[44] так, чтобы заставить их покаяться в злых и подлых делах, сурово осудить за совершенное преступление и тем самым искоренить всякое зло.

Руки у старого мещанина тряслись, глаза горели восторгом, и в голосе звучала мольба. Трепет восторга передался всей толпе.

У всех блеснула надежда на суд скорый и правый, на то, что власть, которой они уже давно лишились, опять будет в их руках, и они опять будут занимать почетные должности.

— Так выберите такой суд, — сказал владелец Зимной, понизив голос, словно говорил по секрету. — Я прикажу схватить Пулюта и этого другого.

— Что же мы и смертный приговор можем тут же вынести, раз его поймали на месте преступления?

— Да, да, и смертный приговор.

— Вельможный пан, — сказал Опалка, — по нашему праву допрос можно учинить без пытки и под пыткой. Так гласит наш закон, и так издавна судили наши отцы. Что же, если преступник станет упираться в своих злых и бесчестных помыслах, может, годится и мышь пустить?

Какую мышь? — спросил пан Опадский, поморщившись и хрустнув пальцами.

— Если преступник на допросе не хочет по доброй воле сказать святую правду, тогда справедливость тре бует взять мышь, положить преступника на землю и голого привязать к столбам, а мышь пустить в стакан и приставить его злодею к пупку. Уж тогда он ничего не утаит.

— Козу, козу лучше! — воскликнул Стемпень, глубокомысленно прикрывая глаза. — Преступника надо привязать к скамье, смочить ему ноги соленой водой, потом привести козу — а козы охотно едят соль — и дать ей лизать пятки злодея. Боль от этого, говорят, лютая, а следов телесного повреждения никаких.

Пан Опадский с минуту молчал. По губам его скользила холодная и страшная усмешка.

— Я не знаю, дорогие мои, законов магдебургского права. Судите сами, как требует святая справедливость, и помните о моей обиде — вот и все.

— Так нам, вельможный пан, сейчас суд выбрать?

— Да, да, сейчас, — ответил пан Опадский.

Мещане поклонились ему в ноги и медленно вышли из дома. В тот же вечер Франусь с кучкой гайдуков и батраков схватил Пулюта и Фелека. Обоих засадили в городскую тюрьму, где в былые времена держали преступников.

III

Фелек, выведенный из темницы, быстро бежал между рослыми верзилами, которые толкали и подгоняли его. Только начинало светать. Огромные деревья парка тонули в тумане; ни простора полей, ни дальних деревень еще совсем не было видно. Холодная апрельская роса побелила черные крыши в городке, пласты земли, отваленные плугом на полях, заборы и козырьки каменной ограды кладбища и костела. Кучка людей, ведших Фелека, пробежала две песчаные улички, миновала рыночную площадь, на которой стояли домики мещан с крылечками на столбах, и обогнула кладбищенскую ограду. Когда-то там, по — видимому, были укрепления, так как кое — где виднелись развалины толстых каменных стен, прижатых к выступам и глинистым обрывам. Это место издавна называлось «Замком». Крепкие каменные стены, обвитые плющом, терном и барбарисом, разрушались, и вокруг них лежали груды обломков. Когда

Фелека вывели за кладбище, он увидел большую толпу людей, сбившихся у развалин старого замка.

Люди жались в толпе, поднимались на цыпочки, стараясь заглянуть в середину круга. В глубоком молчании слушали они доносившийся оттуда голос. Прибывших остановили и жестами приказали им молчать. Фелек услышал басистый голос помещичьего писаря, который и допрашивал и вел протокол по делу Пулюта. Писарь читал, запинаясь:

— «…каковое дело предстало пред судом нашим, и за оные преступные деяния настоящим судебным решением согласно священного закона выносим приговор: четвертовать преступника живым, голову, руки и ноги насадить на колья у большой дороги и на рубежах. Хотя злодей заслуживает по закону смертной казни, означенной в приговоре, однако, ad instantiam[45] ясновельможного пана нашего и благодетеля, постановляем: приговор смягчить и вышеупомянутого Матуса Пулюта не четвертовать, а мечом обезглавить. В соответствии с решением приговор привести в исполнение. Pereat mundus, fiat justitia. Arnen[46].»

Фелек остолбенело смотрел в середину круга. Вдруг в толпе произошло движение, и на небольшой холмик поднялся коренастый человек с длинными волосами, спадавшими на плечи. Он подталкивал Матуса, держа его за руку. Рубаха у Пулюта была изорвана, волосы всклокочены, бледен он был, как полотно. Фелек поднялся на цыпочки и увидел, как здоровенный парень поставил на куче глины широкую колоду. К Пулюту подошел старый ксендз, дал ему поцеловать распятие и хотел что-то шепнуть ему на ухо. Матус рванулся, встал возле колоды и хриплым голосом крикнул:

— Люди!..

Палач дернул его за плечи и сильно тряхнул. Пулют закричал еще громче:

— Слушайте меня, люди, слушайте!..