О социализме и русской революции

[…] Со вчерашнего дня я одна, но мне сначала надо было привыкнуть к обстановке и вновь начать упорядоченную жизнь, прежде чем написать тебе. Мы с сестрой [Анной] прекрасно уживались вместе, и именно потому, что мне не надо было ни на йоту подлаживаться к ней или к чему-то принуждать себя. Я могла говорить, когда хотела, и молчать, когда хотела, она меня ни капельки не стесняла. Только, конечно, много я работать не могла и, что самое худшее, совсем забросила Бернштейна, а тут еще вышла статья Плеханова^*, так что теперь я должна работать как молния. Уже вчера хорошо потрудилась целый вечер. Ты, что же, не читаешь «Neue Zeit», если даже не упомянул о Плеханове? Как задирает нос этот хвастун! Но великолепнее всего это личное воспоминание о философской беседе с Энгельсом, подтвердить которую должен Аксельрод. […]

Меня радует только то, что Пл[еханов] ограничивается этой материей, которая имеет для партии наименьшее значение и затрагивать которую я не собираюсь. Теперь надо страшно поспешить с моей работой, она должна быть готова примерно через две недели. Тут уж ничего не попишешь. Ведь все дело в том, чтобы она вышла вовремя, шлифовка будет не такой тщательной, самое главное — лишь бы содержание било в точку. […]

С Шён[ланком]^* нахожусь в оживленной переписке. Он всеми силами тащит меня на партийный съезд [в Штутгарте], утверждает, что я там должна выступить, предлагает мне мандат из Эрфурта или еще откуда-нибудь. На последнее я, разумеется, не пойду. […] Но если статья против Берн[штейна] удастся, это и будет моим наилучшим мандатом, и тогда я смогу спокойно поехать в Штутгарт, обеспечив себе для проформы какой-нибудь польский мандат из Бреслау или Познани.

Но прежде всего — статья! […]

ЛЕО ИОГИХЕСУ

[Берлин, 24 сентября 1898 г. ] суббота, утро

[…] Событие первое: я решила, если представится возможность, выступить на съезде по вопросу о тактике и об оппортунизме. Я не смогла бы этого сделать, не выступив до того в прессе. Для «Neue Zeit» было слишком поздно. Поэтому я села и за два дня написала серию статей в сто семь страниц для «Leipziger Volkszeitung». Из-за нехватки времени послала их, не успев переписать набело. Шён[ланк] пришел в страшный восторг. Это будут семь статей. Первые три посылаю тебе в приложении. Ш[ёнланк] считает это «мастерским ударом» и «шедевром диалектики». Статья уже привлекла к себе внимание, в Лейпциге ее рвут из рук. Ты, может быть, думаешь, что я что-то потеряла оттого, что она появилась не в «Neue Zeit». Ничего подобного: 1. Дискуссия продолжится в «Neue Zeit», ибо Эдэ [Бернштейн] сразу после партсъезда ответит там. Я, конечно, тоже там, хотя Шён[ланк] заранее ангажировал меня ответить у него. 2. Но самое важное: статьи так импонировали Шён[ланку], что он сразу вслед за тем хочет издать их брошюрой. Разумеется, я заранее заявила, что в этом случае обработаю и расширю их, а также присоединю общее предисловие о значении оппортунизма в партии и т. п.

После этих статей я могу уже выступить на съезде с дерзкой речью — если только старики^* не задушат дискуссию. Небольшое интермеццо: уже в первой статье я не заметила отсутствия одной страницы (позабыла ее дома), а […] Шёнланк, несмотря на самую тщательную проверку, даже и не заметил пробела! Когда я это обнаружила, то подумала, что меня хватит удар. Немедленно телеграфировала в Лейпциг, а они отвечают: быть этого не может; телеграфирую второй раз, а они отвечают, чтобы я приехала выправить корректуру. Одновременно получаю телеграмму из Дрездена: «Крайне важно немедленно приехать».

Еду туда, и на вокзале Юлек [Мархлевский] говорит мне, что я должна взять на себя редактирование [Sachsische Arbeiter-Zeitung]!!^* Это, разумеется, идея Парвуса, но Вальфиш и другие весьма рады этому и очень просят меня. Их особенно привлекает, что я могла бы выступать с публичными речами. В настоящий момент я — единственный «революционный» кандидат. Контркандидаты: Шиппель — оппортунист, Граднауэр — пустое место и Ледебур — флюгер.

Не приняв никакого окончательного решения, еду в Лейпциг, чтобы сделать вставку и выправить корректуру, а также посоветоваться с Шён[ланком], и к тому же узнать, какое впечатление все это [редактирование] произведет в партии. Ш[ёнланк] советует безусловно принять этот пост, говорит, что это вызовет во всей партии и Германии сенсацию, ему вот только жаль моих «талантов», насчет которых у него совершенно сверхъестественное представление (прежде он называл меня в письмах только «гениальная» или «кичливый гений», а теперь лишь просто восклицает «Вы божественная») (не барин, а просто бог!).[23]