Растерявшийся Ульрих повторил вопрос, но получил тот же твердый ответ. Когда же Ульрих обратился к другим подсудимым, все они признали себя виновными.
После короткого, на 20 минут, перерыва, во время которого, несомненно, было решено изменить порядок допроса подсудимых, утреннее заседание возобновилось. Допрашивали Бессонова. Когда тот говорил о своих усилиях связать троцкистов и зиновьевцев с «правыми», Вышинский спросил Бухарина, может ли он подтвердить эти показания. Бухарин сказал, что переговоры с Пятаковым и другими троцкистами велись «правыми» еще до встречи с Бессоновым. «Вы вели переговоры об объединенных действиях против Советской власти?» — спросил Вышинский. «Да», — кратко ответил Бухарин.
Однако, когда Вышинский обратился к Крестннскому за подтверждением показаний Бессонова, тот их отверг. Как видно из стенограммы, еще во время следствия Крестинский быстро подписал все то, что от него требовали подписать. Вероятно, он понял, что готовится новый процесс, и решил сохранить силы, чтобы сказать правду на этом процессе. Теперь, в ответ на новый вопрос Вышинского, Крестинский резко, даже пронзительно и громко заявил, что никогда и нигде с Бессоновым о связях с троцкистами не говорил, что Бессонов лжет. На вопрос растерявшегося Вышинского о показаниях Крестинского на предварительном следствии он ответил, что они были ложны. «Почему же вы не говорили правду на предварительном следствии?» — спросил Вышинский. Крестинский помедлил с ответом, и Вышинский торопливо произнес: «Ответов не слышу, вопросов не имею» — и опять стал допрашивать Бессонова. Через некоторое время обвинитель снова должен был обратиться к Крестннскому, и тот снова отверг показания Бессонова. При этом Крестинский прямо сказал, что не мог и не хотел говорить правду на предварительном следствии, ибо убедился, что «до судебного заседания, если таковое будет», ему не удастся отвести от себя ложные обвинения. «Для чего же вы вводили следствие и прокуратуру в заблуждение?» — спросил Вышинский. «Я просто считал, — ответил Крестинский, — что если я расскажу то, что говорю сегодня, — что это не соответствует действительности, — то это мое заявление не дойдет до руководителей партии и правительства». Вышинский задал затем несколько вопросов Бессонову и объявил утреннее заседание суда законченным. Перерыв между утренним и вечерним заседаниями продолжался два часа.
Новые показания Крестинского действительно быстро дошли до руководителей партии и правительства. Подсудимые давали свои показания, подходя к микрофону, провода от которого шли не только к усилителям в самом зале, но также и в Кремль. В разных местах сцены и в зале, недалеко от председателя суда и государственного обвинителя, были замаскированные микрофоны для «управления» ходом этого сложного спектакля. Кроме того, весь процесс от начала до конца снимался на кинопленку.
Поскольку процесс был большим спектаклем, то были и опытный режиссер, и группа помощников режиссера. Для этого «штаба» оборудовали помещения неподалеку от Октябрьского зала Дома союзов, причем тщательно замаскированный вход в них был известен только самым посвященным и хорошо охранялся.
После перерыва, во время которого состоялось заседание «штаба», Вышинский вел допрос Розенгольца и Гринько. Они дали все «нужные» показания, в том числе и обличающие Крестинского. Тот опять настаивал на своей невиновности.
На утреннем заседании 3 марта Вышинский допрашивал других подсудимых. На вечернем же заседании во время допроса Раковского он обратился к Крестннскому:
«Вы выслушали подробное объяснение Раковского о так называемом вашем отходе от троцкизма. Считаете ли вы эти объяснения Раковского правильными?
Крестинский: То, что он говорил, правильно.
Вышинский: Если верно то, что говорил здесь Раковский, то будете ли вы продолжать обманывать суд и отрицать правильность данных вами на предварительном следствии показаний?
Крестинский: Свои показания на предварительном следствии я полностью подтверждаю».
Конечно, трудно даже предполагать, что произошло в ночь со 2 на 3 марта и почему Крестинский так резко изменил свои показания. Член партии с 1919 года С. И. Бердичевская встретила на одном из этапов в годы заключения свою знакомую еще по гражданской войне, врача Лефортовской тюрьмы. Эта женщина-врач рассказала, что на второй день процесса «правых» видела Крестинского в Лефортовской тюрьме — он был жестоко избит, окровавлен. Бердичевская предполагает, что после 2 марта на скамье подсудимых находился не Крестинский, а его двойник. Е. А. Гнедин, выполнявший ряд важных поручений, связанных с организацией процесса, считает это предположение вполне допустимым. Писатель Камил Икрамов, сын А. Икрамова, встретил однажды в лагере человека, присутствовавшего на процессе и хорошо знавшего Крестинского еще до 1937 года. Этот человек сказал: «Вы знаете, Камил, они, вероятно, сделали с Крестинский что-то ужасное, потому что на второй день я просто не узнал Николая Николаевича».