О сущности сновидений

Сновидец первого сновидения — мужчина, который немного потерял голову в трудных семейных обстоятельствах и не хотел бы, чтобы это дошло до крайности. Второй сновидец находится в сомнении, поступает ли он правильно, обращаясь за помощью по поводу своего невроза к психотерапевту. Этими сведениями, разумеется, не исчерпывается толкование сновидения, а лишь дается эскиз исходного положения сновидца. Это деление на 4 фазы можно применять без особых затруднений при анализе подавляющего большинства сновидений, встречающихся на практике, чем, вероятно, подтверждается тот факт, что сновидение по большей части имеет "драматическую" структуру.

Существенное содержание в деяниях сновидения, как я уже сказал выше, — что-то вроде тонко настроенной компенсации к известной односторонности, заблуждению, уклонению и прочей дефектности сознательной точки зрения. Одна моя истеричная пациентка, аристократка, которая казалась себе бесконечно и чрезвычайно изысканной, сталкивалась в своих сновидениях — подряд, на протяжении серии — с грязными рыбачками и пьяными проститутками. В экстремальных случаях компенсации становятся в такой мере угрожающими, что из страха перед ними наступает бессонница.

Сновидение может мучительнейшим образом дезавуировать или оказать, как кажется, моральную поддержку самым что ни на есть благожелательным способом. Первые сновидения встречаются особенно у тех людей, которые о себе высокого мнения (как упомянутая выше пациентка), вторые — у тех, которые считают себя никчемными. Иногда, однако, самопревозношение в сновидении не только не усмиряется, но даже поднимается на невероятную высоту, вплоть до чего-то смехотворного, точно так же, как чрезмерное смирение — невероятно понижается ("to rub in it", как говорят англичане). У многих людей, которые знают о сновидениях и их значении, нечто, — вовсе, однако, недостаточное, — возникает (под впечатлением какой-то рафинированной и словно намеренно появляющейся компенсации) предубеждение, будто на самом деле сновидение имеет моральное намерение: оно предостерегает, порицает, утешает, предсказывает и т. д. Из-за этого полагают, что бессознательное знает все лучше, и легко склоняются к тому, чтобы приписать сновидению выводы, а затем, соответственно, разочаровываются, если сновидения ничего им не говорят. Мой опыт свидетельствует, что при некотором знании психологии сновидений легко наступает что-то вроде переоценки бессознательного, что вредит сознательной решимости. Бессознательное же функционирует удовлетворительно тогда, когда сознание выполняет свои задачи на грани возможного. Чего же там недостает, сновидение, вероятно, в состоянии дополнить, или оно может помочь двигаться вперед только там, где самые усердные старания дали осечку. Если бы бессознательное на самом деле превосходило сознание, то решительно никак нельзя было бы уразуметь, в чем же тогда, в конце концов, состоит польза сознания, соответственно, почему вообще в филогенезе возникли феномены сознания как некая надобность. Если это всего лишь lusus naturae, то следовало бы признать: факт, что мы что-то знаем, что мир и мы сами существуем, не имел бы ровным счетом никакого значения. С этим воззрением все же трудно смириться, поэтому его акцентирования (по психологическим причинам) следовало бы избегать, даже если бы это и оказалось верным, что, впрочем, по счастью, никогда не удастся доказать (так же, как и обратное!). Этот вопрос относится к ведению метафизики, в области которой не существует никакого вероятностного критерия. Вместе с тем, однако, ни в коем случае нельзя недооценивать тот факт, что метафизические точки зрения имеют величайшую важность для благополучия человеческой души.

При изучении психологии сновидений мы сталкиваемся с проблемами, далеко выходящими за пределы философии и даже религии; как раз феномен сновидения внес решающий вклад в понимание этих проблем. Однако мы не можем похвастать, что уже сегодня располагаем всеобщей и удовлетворительной теорией или каким-то объяснением этого труднопостигаемого явления. Нам все еще неведома сущность бессознательной психики. В этой области нужно проделать еще бесконечно много — терпеливо и без предубеждения — работы, которая никогда не может надоесть. Замысел любого исследования состоит ведь не в том, чтобы вообразить себе, будто в твоем распоряжении имеется единственно верная теория, а в том, чтобы, подвергая сомнению все теории, постепенно приближаться к истине.

Перев. Т. Ребеко