О святых и тенях

На этот раз она ничего ему не сказала. Джордж открыл свой чемоданчик и занялся ее рукой, и она улыбнулась Питеру. Джорджу показалось, что он увидел в ее глазах новое выражение и силу, которой у него никогда не было. Похоже, ему пора помолчать.

— Итак, кто же ты на самом деле? — спросила Меган у Питера.

Сначала показалось, что он не понял ее вопроса.

Он выпрямился и как-то весь сосредоточился, прежде чем ответить ей. Глаза его были очень серьезными.

— Думаю, после случившегося ты поверишь во все, что угодно. Поэтому я скажу правду. Я родился двадцать девятого мая 1420 года в Константинополе, столице Византийской империи, бывшей когда-то центром мира. При рождении меня назвали Никифор Драгазес, я внебрачный сын Константина Одиннадцатого Палеолога, последнего императора Византии. Так что технически я последний принц Византии. Но только технически.

Наконец он улыбнулся. Тогда как на лице Джорджа не было и тени улыбки.

— Ты мне этого никогда не рассказывал.

Он знал о прошлом Питера, знал даже его настоящее имя, но понятия не имел о его происхождении.

— А ты не спрашивал, — все так же улыбаясь, ответил Питер.

Джордж взглянул на Меган. Казалось, ее заворожило происходящее. Он видел это в ее глазах: она смогла признать существование живых мертвецов, чудовища и смерть ее больше не беспокоили, а вот живой принц из древней страны, сидевший на диване в ее доме… Джордж прекрасно понимал, что она чувствует. Его предки преклоняли колени перед Питером, поскольку они были византийцами.

— Ах, — с деланным отвращением заявил Джордж, — маленькая деталь, которую он припас, чтобы произвести впечатление на симпатичную девушку.

Кровавая бойня!

Малкеррин это обожал, он наслаждался полным уничтожением человеческой жизни. Его страсть к кровопролитию не могла сравниться ни с каким другим переживанием. В определенном смысле она компенсировала ему обет безбрачия.

Да, он обладал даром. К несчастью, те, кто стоял над ним, требовали, чтобы он отделял искусство от работы. Единственным критерием его деятельности был результат, их не интересовало качество. Но он не хотел быть низкопробным художником, малюющим дешевенькие пейзажи, Малкеррин мечтал стать настоящим мастером.

И у него действительно был талант.

Впрочем, иногда он ему мешал. Порой он слишком долго ждал, прежде чем нанести последний удар, ждал, когда свет упадет под нужным ему углом и пронзит тьму, которую он вынужден изображать. Порой он совершал ошибки.

Уборщик остался в живых после первого нападения. Юрист, девушка и детектив оказались втянутыми в это дело. Впрочем, он знал, что сможет все исправить. Может, он слишком тянет, откладывая высший момент наслаждения, теряет время, а давно пора заставить Жискара сказать, где книга. Но никто еще не высказывал ему своего возмущения. Сначала он подвяжет все концы, а Малкеррин не сомневался, что так и будет, а потом найдет книгу и вернется в Рим, чтобы подготовиться к Священнодействию.

Нет. Ничего из этого не выйдет. Гарбарино в очередной раз скажет ему, что он прекрасно выполнил работу.

Это было бы слишком просто. Детектив принадлежит к числу Непокорных, а женщина, скорее всего, лишь телец, приготовленный им на заклание. Если бы он знал заранее, он бы легко уничтожил его, но даже сейчас, когда Непокорный уже знает об опасности, Малкеррин почти наверняка с ним справится. Однако время истекает. Гораздо важнее, чтобы он не добрался до книги.

Это приведет к катастрофе.

Впрочем, Малкеррин успокаивал себя тем, что уже начал расчищать себе дорогу. Выйдя из здания больницы, он понял, что произошло в квартире Галахер. С трупом у него была энергетическая связь, а потому он испытал сильную физическую боль во время ее вторичной гибели. После этого он сразу же принялся за дело. Лиам Малкеррин решил, что тянуть больше нельзя.

Побывав в офисе Даниэля Бенедикта, он обнаружил, что здесь уже побывала полиция. Ничего интересного они не нашли, поскольку, вероятно, просто не знали, что искать. Они оставили все, как было. Даже ежедневник по-прежнему лежал на столе. Малкеррина такое легкомыслие поражало и одновременно возмущало. Его подчиненные никогда не позволили бы себе ничего подобного, но теперь он уже почти не удивлялся,‘когда сталкивался с неспособностью других людей хорошо выполнять свою работу. Коррупция, глупость и самая обычная лень стали привычным явлением. Улики, которые они могли бы обнаружить в офисе Венедикта, обнаружить было трудно, а полиция и не старалась.

Однако Непокорный Октавиан будет искать как следует, и Малкеррин не мог этого допустить.