О связях как таковых

Итак, я сам оплетён (vincior) множеством связей, и не скрыта от моего [мысленного] взора и масса привязывающих [меня сил], ведь различны и многообразны ступени природной красоты! Одна из этих сил лишает меня покоя в одном, другие же в ином, опутывая меня каждая по своему собственному поводу. Ведь если бы все эти поводы сконцентрировались в чём-либо или ком-либо одном, то уж оно бы доставило удовольствие больше, чем все остальные вещи! Такого природа не потерпела, дабы, [наоборот], рассеять [по миру] самые разные оковы (vincula) красоты, изящества, добродушия, да и много чего иного и даже противоположного тем качествам, и дабы распространить их отдельно и порознь, наделив вещь согласно качествам её природной ткани (iuxta partium materiae numeros). Случается, и правда, чтобы кто-то был захвачен в плен (teneatur) каким-либо одним предметом, из-за того ли, что чувства его недалёки, и, далёкий от остальных прелестей мира, он уже к ним слеп, или же из-за чрезвычайной силы, заключённой в оковах сей вещи (vinculi unius), неразлучно и мучительно приковывающей к себе, так что все чувства к другим предметам смягчаются, затмеваются и подавляются… Но это необыкновенно и происходит редко с кем, например, с теми, кто в надежде на вечную жизнь и будучи истово верующими или доверчивыми (vivacitate fidei vel credulitatis), разумом уже далеки и от мирского и от телесных забот, и, будучи безжалостно влекомы уже лишь тем, к чему всей силой души или воображения были привязаны, кажется, не чувствуют даже ужасных пыток, как это было с философом Анаксархом, Андреем Галилеянином и пресвитером Лаврентием{11}, да и до нашего времени сие явственно видно в убийцах (sicariis), [покушавшихся] на царей и правителей по религиозным причинам{12} (pro religionis specie). То же было и с киником Диогеном и с Эпикуром{13}. Души их, будучи по той же причине охвачены презрением к предметам земным и относясь к ним не более, чем они того заслуживают по законам самой природы, прогнали от себя чувства и удовольствия и страдания, и будучи убеждёнными, что достигли высшего блага для этой жизни, жизни рода людского, дух свой превозмогшим уже и боль, и страх, и гнев, как и иные скорбные страсти, сохранили в некой возвышенной радости (in quadam heroica voluptate){14}, а благодаря презрению к недостойным предметам сей жизни, к вещам мира сего, выказывали себя, пусть и в этом смертном теле, достигшими уже жизни словно бы божественной (Deorum se similem vitam consequutos testabantur), и другим явили [пример] высшего счастья и исключительной добродетели, и полагали, что достигли его сами{15}.

Глава VII Почему надобен [сильный и самостоятельный] дух (genius) привязывающему

Есть такие, кто утверждает, что тот, кто привязывает [другого], осуществляет это благодаря превосходству силою своего духа, а им уже сам связан не будет, взаимная же связь – свойство равных умов, состоящее в стройном [равновесии] их [собственных] качеств. Но тогда, согласно их рассуждению, последовал бы вывод, что сам дух последовательно меняется и трансформируется в соответствии с тем, как меняется образ, вид и особенности [данного человека], ведь кого околдовывает, захватывая в свой плен (vincit), мальчик, того уже не околдует юноша, а кого девочка, того она, уже став женщиной, также не пленит. Итак, нельзя лишь к одной простой причине сводить то, как захватывается (vinciatur) [кто бы то ни был] и что бы то ни было, сложное и составное по природе своей, а подчас даже и внутренне противоречивое.

Глава VIII Кого проще будет привязать

Скорее будет привязываться к чему-либо весьма достойному (specie dignissimorum) тот, кто поистине человек (qui verius homo est), кто скорее удовлетворится надеждой [получить] вещи достойнейшие, чем обладанием низкими. Ведь мы быстро насыщаемся именно недостойными, всего же, чем мы обладаем не без труда, мы и желаем сильнее.

Глава IX Как же одни и те же вещи связывают, будучи внутренне противоречивыми

Не только слитыми вместе (confusa), но и подчас внутренне противоречивыми кажутся связующие начала, исходящие от одного и того же вида связующих сил, если посмотреть на их дела и душевные страсти, этими силами вызываемые. Ведь кого, например, привязали узы Купидона, тот, чувствуя себя в этой западне, от одного и того же любовного огня кажется принуждаем и к громкому крику и к молчанию, и к воодушевлению и к печали, и к надежде и к отчаянию, и к страху и к безрассудной смелости, и к гневу и к покорности, и к плачу и к смеху. Потому и так можно сказать{16}: