О свинье и розах

Она выполоскала поросенка и осмотрела царапины:

— Теперь видно, что все твои боевые шрамы мелкие.

Элина всхлипнула, заморгала, прогоняя сдерживаемые слезы, которые хотели прорваться сквозь ее защиту полномасштабным потопом.

— После того, как я закончу, мы положим какой-нибудь приятный компресс на твою шкуру для поддержания здоровья. И ты знаешь, я прекрасно понимаю, что тебе не дано постигнуть и слова из мною сказанного. Я никогда и не думала, что очутюсь в своей ванной комнате, в таком виде, изливающая свои проблемы на свинью, — она сделала паузу и беспомощно уставилась на него. — Это просто потому, что мне не с кем поговорить. А если я не расскажу, то меня разорвет на кусочки. А мне не хотелось бы этого, потому что тогда моя семья будет жалеть меня.

Она протянула руку за полотенцем:

— Давай я расскажу тебе о Чаде. Тебе следует знать, по крайней мере, от кого ты убегал. Все началось с саночек…

Пятнадцатью минутами позже раны поросенка были обработаны при помощи компресса пахнущего корицей, у Элины закончились слова, и она начала сдирать собственную одежду с себя.

— Я думаю, мы должны будем для защиты заключить тебя под стражу, — сказала она, залезая в ванну. — Пока Чад не откажется от своих мечтаний об убийстве свиней. Я могу, вероятно, чувством вины вынудить папу построить своего рода свинарник.

Она подняла головку душа и включила воду:

— Так что я…

Поросенок задергался. Его коричневая шкура закипела, расширилась, закрутилась, как быстро надутый воздушный шар, потускнела и моментально превратилась в голого человека. На мгновение они уставились друг на друга в полном шоке. Элина уловила вспышку широких плеч, молодого лица и темных напряженных глаз под коричневыми бровями. Мужчина поднял свою руку, произнес заклинание и исчез.

Это уже было чересчур. Элина уронила головку душа. Ее колени согнулись. Она села в ванну и разразилась слезами.

4

Кто-то стучал в дверь. Элина проигнорировала.

Мама распахнула дверь и внесла поднос.

— Прошло три дня, — сказала она. — Я понимаю, ты не хочешь спускаться вниз, покушать с семьей, но ты должна есть что-нибудь кроме сэндвича в день.

Сэндвич в день — было великолепной выдумкой Элины. Таким образом, ей не надо было иметь дело с вопросами от сестры и Бориса.

Мама поставила поднос вниз и села рядом с ней на кровати:

— Хочешь поговорить об этом?

Элина покачала головой.

Мама поджала свои губы:

— Это не то, о чем я с твоим отцом думала. Если бы мы знали, что все таким образом обернется, я бы никогда не позволила тебе выйти из дома. Если это поможет — такая история не повторится. Все говорят о том, как Турманы попали в кучу проблем. Они ухитрились обидеть одну из аристократических семей, очень могущественную. Сомневаюсь, и как в этом мире они вообще вступили в контакт с ними — должно быть через их банк. По слухам, Турманам необходимо выплатить огромную сумму, чтобы избежать вражды. Они ликвидируют свои инвестиции, чтобы добыть наличность.

Элина оторвалась от своей книги:

— Так что, свидание было совершенно напрасным?

— Выходит так.

Представить только. Может, она была проклята.

Зазвонил звонок в дверь.

— Я мигом вернусь, — мама пододвинула поднос в ее направлении. — Ешь. Пожалуйста.

Элина посмотрела на поднос. Картофель фри и кусок запеченного цыпленка. По крайней мере, это была не свиная отбивная котлета. Она бы не дотронулась до еще одного куска свинины, даже если бы умирала с голода.

Мама появилась в дверном проеме:

— Пошли, — ее голос не оставлял возможности для проведения переговорного процесса в комнате.

Элина вздохнула и встала: «Ну, что теперь?»

Она последовала вниз за мамой в фойе. Наружная дверь была открыта. Она увидела своего папу на крыльце с жалобным выражением лица, невиданным ею прежде. Мама слегка подтолкнула, продвигая ее за дверь к солнечному свету.

— А вот и она, — услышала Элина, как сказал папа, а затем прошмыгнул мимо нее в дом и закрыл дверь.

От солнечного сияния Элина прищурилась и подняла свою руку к глазам: «Широкие плечи, темно-карие глаза, темно-русые волосы, коричневые…»

— Это ты!

Он кивнул головой:

— Да.

Жар бросился к ее щекам, и она поняла, что покраснела.

Он был лет двадцати и выше Элины на пол фута. Даже в зеленой футболке было ясно, что он был мускулистым, но его широкие плечи и мощная грудь утончались ниже, далее к узким бедрам и длинным ногам, которые имели очень хороший вид в синих джинсах и бутсах. Он стоял на расслабленных ногах, с натуральной осанкой, но как-то элегантно, несмотря даже на слегка растрепанные волосы. Его кожа была загорелой, и его лицо заставило ее сильнее покраснеть. Его глаза были очень темными, как горький шоколад, и умными. Он точно не был красавчиком, но определенно был привлекательным и очень мужественным.

И он видел ее обнаженной. После того, как она прогонялась за ним через половину Старого Города, прижимала его к своей груди, носилась с ним вокруг да около добрых пятнадцать минут, а потом рассказала ему историю своей жизни.

— Привет, — сказал он.