Читаем О свободе воли. Об основе морали полностью

Не буду совсем касаться этого противоречия отзыва с самим собою: на мой взгляд, оно порождено тем затруднительным положением, в какое попала Академия. Я только попрошу беспристрастного и научно подготовленного читателя прочесть повнимательнее выставленную Датской академией тему с предпосланным ей введением – оно напечатано перед самим трактатом вместе со сделанным мною их переводом: и тогда пусть он решит, о чем, собственно, идет речь в этой теме, о последнем ли основании, принципе, фундаменте, истинном и подлинном источнике этики или же о связи между этикой и метафизикой. Чтобы помочь читателю, я подвергну здесь введение и тему аналитическому разбору и постараюсь представить их смысл в самом ясном виде. Во введении к теме говорится: «Существует необходимая идея моральности, или первичное понятие о моральном законе, выступающее в двояком виде, а именно, с одной стороны, в морали как науке, а с другой – в действительной жизни; в этой последней оно сказывается опять-таки двояко, именно частью в суждении о нашем собственном поведении, частью в суждении о поступках других. К этому первоначальному понятию моральности стали примыкать впоследствии еще другие, на него опирающиеся. На этом-то введении Академия и основывает свой вопрос: где же надо искать источник и основу морали? Не в первоначальной ли какой-нибудь идее моральности, которая, быть может, фактически и непосредственно дана в сознании или совести? Тогда надлежало бы анализировать эту идею, а также вытекающие из нее понятия. Или же мораль имеет какой-либо иной познавательный принцип?» По-латыни тема, если отбросить несущественное и дать словам вполне удобопонятное расположение, будет гласить: «Ubinam sunt quaerenda fans et fundamentum philosophiac moralis? Suntne quaerenda in explicatione ideae moralitatis, quae conscientia immediate contineatur? an in alio cognoscendi principio?» («Где искать источник и фундамент моральной философии: в объяснении идеи моральности, которая существует; в непосредственном сознании, или же в ином познавательном принципе?» – лат.). Этот последний вопрос самым ясным образом показывает, что вообще тут речь идет о познавательном принципе морали. Для пущей вразумительности прибавлю еще парафрастическое толкование данной темы. Введение исходит из двух вполне эмпирических положений: «Существует фактически, – говорит оно, – наука о морали; факт тот, что в действительной жизни обнаруживается наличие моральных понятий, именно частью, когда мы сами, в своей совести, делаем моральную оценку нашим собственным поступкам, частью – когда мы обсуждаем в моральном отношении поступки других. Равным образом имеются разного рода моральные понятия – например, долг, вменяемость и т. п., – с которыми все считаются. Во всем этом явно проглядывает какая-то исконная идея моральности, основная мысль о каком-то моральном законе, необходимость которого, однако, особого свойства, а не чисто логическая, т. е. ее нельзя доказать на основании одного закона противоречия, из подвергаемых оценке поступков или из лежащих в их основе правил. Из этого морального первопонятия вышли потом остальные главные моральные понятия, которые от него зависят, а потому с ним нераздельны. На что же все это опирается? Ведь решение этого вопроса имеет большое значение. Поэтому Академия и предлагает следующую задачу: надо искать (quaerenda sunt) источник, т. е. первоначало морали, ее основу. Где же искать его, т. е. где можно его найти? Быть может, в какой-нибудь врожденной нам идее моральности, содержащейся в нашем сознании, или совести? В таком случае оставалось бы только проанализировать (explicandis) эту идею вместе с зависящими от нее понятиями. Или же его надо искать где-нибудь в другом месте? Т. е. не имеет ли мораль своим источником какой-либо совершенно иной познавательный принцип наших обязанностей, нежели только что приведенный в виде предположения и примера?» Таково содержание введения и темы, выраженное пространнее и яснее, но вполне правильно и точно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней
История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Монументальный труд выдающегося британского военного историка — это портрет Севастополя в ракурсе истории войн на крымской земле. Начинаясь с самых истоков — с заселения этой территории в древности, со времен древнего Херсонеса и византийского Херсона, повествование охватывает период Крымского ханства, освещает Русско-турецкие войны 1686–1700, 1710–1711, 1735–1739, 1768–1774, 1787–1792, 1806–1812 и 1828–1829 гг. и отдельно фокусируется на присоединении Крыма к Российской империи в 1783 г., когда и был основан Севастополь и создан российский Черноморский флот. Подробно описаны бои и сражения Крымской войны 1853–1856 гг. с последующим восстановлением Севастополя, Русско-турецкая война 1878–1879 гг. и Русско-японская 1904–1905 гг., революции 1905 и 1917 гг., сражения Первой мировой и Гражданской войн, красный террор в Крыму в 1920–1921 гг. Перед нами живо предстает Крым в годы Великой Отечественной войны, в период холодной войны и в постсоветское время. Завершает рассказ непростая тема вхождения Крыма вместе с Севастополем в состав России 18 марта 2014 г. после соответствующего референдума.Подкрепленная множеством цитат из архивных источников, а также ссылками на исследования других авторов, книга снабжена также графическими иллюстрациями и фотографиями, таблицами и картами и, несомненно, представит интерес для каждого, кто увлечен историей войн и историей России.«История Севастополя — сложный и трогательный рассказ о войне и мире, об изменениях в промышленности и в общественной жизни, о разрушениях, революции и восстановлении… В богатом прошлом [этого города] явственно видны свидетельства патриотического и революционного духа. Севастополь на протяжении двух столетий вдохновлял свой гарнизон, флот и жителей — и продолжает вдохновлять до сих пор». (Мунго Мелвин)

Мунго Мелвин

Военная документалистика и аналитика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Анархия. Мысли, идеи, философия
Анархия. Мысли, идеи, философия

П.А. Кропоткин – личность поистине энциклопедического масштаба. Подобно Вольтеру и Руссо, он был и мыслителем, и ученым, и писателем. На следующий день после того, как он получил признание ученого сообщества Российской империи за выдающийся вклад в геологию, он был арестован за участие в революционном движении. Он был одновременно и отцом российского анархизма, и человеком, доказавшим существование ледникового периода в Восточной Сибири. Его интересовали вопросы этики и политологии, биологии и геоморфологии. В этой книге собраны лучшие тексты выступлений этого яркого, неоднозначного человека, блистающие не только обширными знаниями и невероятной эрудицией, но и богатством речи, доступной только высокоорганизованному уму.

Петр Алексеевич Кропоткин , Пётр Алексеевич Кропоткин

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука