приходится присоединить этот необходимый ключ к тому наставлению, в котором заключается его верховное основоположение морали; однако он делает это не тотчас при его формулировке, что могло бы повести к соблазну, а в почтительном отдалении от нее и глубже в тексте, чтобы не бросалось в глаза, что здесь, несмотря на возвышенные априорные прелюдии, на судейском кресле восседает и вершит дела собственно эгоизм, решения которого, постановленные с точки зрения эвентуально пассивной стороны, получают силу для стороны активной. Так, на с. 19 (R., с. 24) говорится: «Я не могу желать всеобщего закона лжи, ибо тогда мне не стали бы более верить или платили бы тою же монетой»[258]. С. 55 (R., с. 49): «…всеобщность закона – гласящего, что каждый, считая себя нуждающимся, может обещать что ему придет в голову – намерением не сдержать обещания сделала бы просто невозможными и это обещание, и цель, которой хотят с помощью его достигнуть, так как никто не стал бы верить…»[259] На с. 56 по отношению к принципу бессердечия говорится: «… воля, которая пришла бы к такому заключению, противоречила бы самой себе, так как все же иногда могут быть случаи, когда человек нуждается в любви и участии других, между тем как подобным законом природы, возникшим из его собственной воли, он отнял бы у самого себя всякую надежду на помощь, которой он себе желает»[260]. Точно так же в «Критике практического разума», ч. I, кн. I, гл. 2, с. 123 (R., с. 192): «…если бы каждый считал себя вправе… с полным равнодушием смотреть на несчастье другого и если бы ты принадлежал к такому порядку вещей, то поступал бы ты так в согласии со своей волей?»[261] «Quam temere in nosmet legem sancimus iniquam!»[262] – был бы ответ. Эти места достаточно выясняют, в каком смысле надо понимать «возможность желать» в кантовском моральном принципе. Всего же яснее эта истинная суть кантовского морального принципа выражена в «Метафизических началах учения о добродетели», § 30: «В самом деле, каждый человек, находящийся в беде, желает, чтобы другие оказали ему помощь. Если бы, однако, он разгласил свою максиму, [состоящую в том], что он со своей стороны не хочет оказывать другим помощь в беде, т. е. сделал бы ее всеобщим дозволяющим законом, то в случае, когда он сам окажется в беде, любой также отказал бы ему в помощи или, по крайней мере, был бы вправе отказать. Таким образом, максима своекорыстия, если сделать ее всеобщим законом, сама себе будет противоречить…»[263]Был бы вправе, говорится здесь, был бы вправе! Тут, следовательно, с ясностью, какая только возможна, высказано, что моральная обязательность всецело опирается на предположение взаимности, стало быть, безусловно эгоистична и получает свое истолкование из эгоизма, который благоразумно идет на компромисс под условием взаимности. Это было бы пригодно для обоснования принципа государственного союза, а не для обоснования морального принципа. Если поэтому в «Основах», с. 81 (R., с. 67), говорится: «Следовательно, принцип: поступай всегда согласно такой максиме, всеобщность которой в качестве закона ты в то же время можешь желать, – также есть высший закон безусловно доброй воли; это единственное условие, при котором воля никогда не может сама себе противоречить»[264], – то истинное значение слова «противоречить» заключается в том, что если бы воля санкционировала правило несправедливости и бессердечия, то впоследствии, попав эвентуально в положение страдающей стороны, ей пришлось бы отменить его и тем стать в противоречие с собою.
Из этого объяснения вполне очевидно, что данный кантовский основной принцип есть на самом деле не категорический
, как он неустанно утверждает, а гипотетический императив, так как в основе его скрыто предполагается условие, что выставляемый для моего действия закон, получая от меня значение всеобщего, становится также законом для моего страдания, и я при этом условии, как эвентуально пассивная сторона, не могу, конечно, желать несправедливости и бессердечия. Если я отброшу это условие и, избирая обязательный для всех принцип, всегда представляю себя, доверясь, быть может, своим выдающимся духовным и телесным силам лишь в качестве активной и никогда в качестве пассивной стороны, то, при допущении, что нет иного фундамента для морали, кроме кантовского, я прекрасно могу желать всеобщего значения принципу несправедливости и бессердечия и таким образом устроить мир…upon the simple plan,That they should take, who have the power,And they should keep, who can[265].Вордсворт[266]