О своем романе "Бремя страстей человеческих"

Сомерсет Моэм О СВОЕМ РОМАНЕ «БРЕМЯ СТРАСТЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ»

Этот роман столь велик по объему, что, добавляя к нему еще и предисловие, я испытываю чувство неловкости. Автору не дано бесстрастно судить о своем творении. Известный французский романист Роже Мартен дю Гар[1] рассказывал поучительный случай, приключившийся с Марселем Прустом[2]. Прусту хотелось, чтобы некий журнал напечатал серьезную статью о его выдающемся романе, и сам написал ее, полагая, что никто лучше автора не оценит по достоинству его произведение. Потом попросил приятеля, молодого литератора, подписаться под статьей и отнести в редакцию, что тот и сделал. Через несколько дней редактор пригласил молодого человека к себе и сказал: «Я не могу напечатать вашу статью. Марсель Пруст никогда не простит мне, если я опубликую столь поверхностное и недоброжелательное суждение о его романе». Хотя авторы ревниво относятся к своим произведениям и не терпят критики, в глубине души они редко бывают довольны собой. Их мучает сознание, сколь велико несовпадение между замыслом и его воплощением в произведении, которому было отдано столько времени и сил. Автор значительно больше досадует на себя за то, что не сумел выразить задуманное во всей полноте, чем радуется отдельным счастливым находкам, лестным для его самолюбия. Совершенство — вот заветная цель художника, и он сокрушается, что не достиг ее.

Поэтому я не стану пускаться в рассуждения о самой книге, а просто расскажу, как появился на свет этот роман, проживший уже довольно долгую жизнь в литературе. Пусть читатель не судит меня строго, если мой рассказ не покажется ему достойным внимания. Первый вариант этого романа я написал, когда мне было двадцать три года. Получив диплом врача после пяти лет учебы в медицинском институте при больнице св. Фомы, я отправился в Севилью, преисполненный решимости литературным трудом зарабатывать себе на хлеб насущный. У меня сохранилась старая рукопись, но я не прикасался к ней с тех пор, как прочитал ее, получив от машинистки, и не сомневаюсь, что это было очень слабое произведение. Рукопись я послал Фишеру Энвину, издателю моей первой книги (еще будучи студентом, я опубликовал роман «Лиза из Ламбета», и он имел успех), но Энвин отказался заплатить мне сто фунтов, которые я просил за новый роман, а все другие издатели вообще не пожелали иметь со мной дело. Помню, тогда я совсем пал духом, но сейчас я понимаю, это была сама судьба. Ведь если кто-нибудь из них взялся бы издать мою книгу, я погубил бы тему, до которой просто не дорос по молодости лет. Я был еще не способен взглянуть на события с необходимой дистанции времени, и мне не хватало жизненного опыта; он пришел с годами и поистине обогатил тот роман, какой я в конце концов написал. Не догадывался я тогда и о том, что легче писать об известных вещах, чем о неизвестных. Так, я отправил своего героя изучать французский язык в Руан (в котором сам был лишь проездом), вместо того чтобы отправить его совершенствоваться в немецком языке в Гейдельберг (где мне довелось жить самому).

Итак, получив везде отказ, я спрятал рукопись с глаз долой. Написал другие романы, их напечатали, попробовал себя в драматургии. Пьесы принесли мне известность, и само собой пришло решение до конца жизни посвятить себя театру. Но такой выбор я сделал без глубокой внутренней убежденности и, вероятно, поэтому впоследствии изменил ему. Я был счастлив, вполне преуспевал, много работал. В голове теснились замыслы новых пьес, просились на бумагу. Не знаю, чем это объяснить — то ли успех не принес мне ожидаемого удовлетворения, то ли это было своего рода защитной реакцией на него, но в самом зените драматургической славы меня вновь начали одолевать воспоминания о прошлом. Они неотвязно преследовали меня во сне, на прогулках, на репетициях, в гостях, став столь тяжелым бременем, что не оставалось иного способа избавиться от них, как написать книгу. Работая для театра, я был связан строгими законами драматургического жанра и теперь предвкушал неограниченную свободу, какую открывает перед писателем роман. Я знал, что задуманная книга потребует немало труда, и хотя продюсеры наперебой предлагали новые контракты, я отказался от всех предложений и на время отошел от театра. В ту пору мне было тридцать семь лет.