О тебе и обо мне. Рассказы

Поэтому, когда Кирилл родился, женщины его семьи готовили неделю и потом еще две недели угощали весь двор. Он степенно торчал из-под одеяла, перевязанного синей капроновой лентой, и молчал. Потому что мужчинами не становятся, ими рождаются.

Братьев и сестер в его семье не случилось, потому что, как говорила его мама, она делает все с первого раза на отлично!

Зачатие случилось тоже с первого раза – и тоже на отлично. Отца Кирилл не помнил и на вопрос о родителе – number two – получал расплывчатый ответ: «Нам он не нужен».

Кирилл рос, чтобы стать защитой и опорой матери и ее бездетным сестрам, поэтому ни в чем не знал отказа. Лучший способ заставить потенциального авантюриста, находящегося в прекрасной спортивной форме, думать, что он ботаник, – провозгласить его главой дома и самим иметь неизлечимые хронические хвори, не влияющие на аппетит. Тетушки души не чаяли в Кире, и благодаря их стараниям к пятнадцати годам он стал спортсменом, умницей и просто красавцем.

Девочки подкладывали ему в портфель ежедневно килограмм записок с интимными признаниями и вполне определенными предложениями. А он успевал сходить в гомеопатическую аптеку для тети Фиры, потому что она чистила ухо отверткой и случайно повредила барабанную перепонку.

Поскольку о нем с самого начала знал Будда, Кира обладал характером потрясающей терпеливости и выносливости. Он хотел бы облететь на ракете два раза Луну, но поступил в МГИМО и с отличием там учился вплоть до выпускного экзамена.

Перед защитой диплома умерла бабушка, и Кира погрузился в организацию похорон. Смирно стоял в черном костюме на панихиде, стараясь не замечать, как скорбящие родственницы коллективно меняют веру, отрекаясь от мечты поехать к Стене плача или в Новый Афон, упрашивая Будду дать им хотя бы в следующей жизни стать женами такого мальчика.

После поминок Кира вышел во двор выбросить мусор, хоть и делать это после заката – плохая примета. Тем самым он навсегда разрушил свое безоблачное будущее, которое так тщательно спланировала мама.

За углом дома расположились местные старожилы. На перевернутом деревянном ящике из-под овощей на расстеленной газетке стояли початая бутылка водки и открытая банка с килькой. Рядом подсыхал черный хлеб.

– Кирилл, подойди. Помянем бабулю твою. Святая женщина. Столько лет твою мать терпела, – сказал маленький мужчина в тельняшке и ватной жилетке нараспашку.

– Она же его и родила, – отметил другой и закурил.

Кирилл подошел к мужикам, и они налили ему водки в пластиковый стаканчик. Опрокинув в себя содержимое, он поморщился, закашлялся:

– Как вы пьете эту гадость? – спросил, шумно вдыхая воздух, как ловец жемчуга после ныряния.

– Что ты понимаешь в свободе?.. – философски вздохнул молчавший до этого мужичок неопределенного возраста с синим носом.

– Никто не может быть свободным абсолютно, – сказал Кирилл.

– Делать то, что хочешь и как хочешь, – уже первый шаг в сторону свободы.

– А я и делаю… как хочу… – пожал плечами Кирилл.

– Вопрос второй. Знаешь ли ты, чего хочешь? – продолжил синеносый и разлил остатки водки по стаканчикам.

Кирилл постоял с ними еще немного и вернулся домой, потому что действительно не хотел расстраивать никого своим отсутствием.

Наутро мать выдала ему выглаженный костюм и рубашку и сказала слова напутствия. Предстояла защита диплома.

– Не забудь, вечером придет моя старинная подруга. Попьем чаю, не задерживайся.

– А без меня никак? – поскучнел лицом Кирилл.

– Не хотела портить сюрприз, но она будет с дочкой. Тебе пора начать интересоваться девочками, – с любовью в голосе сказала мама, и у Кирилла предательски задергался глаз.

Выйдя из дома, он постоял на крыльце, подставляя лицо лучам весеннего солнца, и уверенно пошел за гаражи.

Домой вернулся вечером. Радостно пьяный, с подбитым глазом и сосновой веткой в руках. За столом со скатертью, связанной крючком еще при Брежневе, сидели старинная подруга матери и ее дочь, по фигуре которой было понятно: для девочки ничего не жалели, и в приданое будет пекарня.

Кирилл хохотнул, манерно откланялся, обмахивая окружающих сосновой веткой, как опахалом, и прошел прямо в обуви на кухню накапать маме валидола, поскольку понимал, какое потрясающее впечатление произвел.

Так начался путь к свободе.

* * *

Когда я познакомилась с Кириллом, он уже покуролесил прилично. В него стреляли, он успел поработать переводчиком в подпольном бюро переводов у бандитов, полгода скитался по Марокко без денег и мобильной связи. Научился выживать, хитрить, изворачиваться. Прошел тысячи километров, оказавшись в Испании без документов и средств к существованию. Работал на винодельне, научился разбираться в тонкостях производства; следил за черешневым садом; нашел охру и оставил в пещерах неподалеку от Малаги рисунки в стиле неолита, чем ввел в искушение местных гидов, выдававших новодел за реальную древность ничего не подозревающим туристам.

Каждый раз, получая временную работу, он обретал знания. Но больше всего ему нравилось сидеть на теплых скалах и смотреть за горизонт, ни о чем не думая.