О тех, кто предал Францию

Вторая причина: так как инженеры и финансисты намеревались вести эту войну так же, как и войну 1914 года, то все планы строились на том, что война продлится 4—5 лет. Вследствие этого фабрики сооружались с таким расчетом, чтобы достичь полной производственной мощности в 1941 и даже 1942 году. Вместо того чтобы как следует использовать имеющиеся во Франции предприятия, начали заказывать станки новейших моделей в США, откуда мы должны были бы получать самолеты и машины. По этим же причинам запасы валюты и золота, которыми располагали Англия и Франция в США, были строго нормированы. Все запасы были разделены на четыре или пять частей, причем каждая часть предназначалась на год. Большие американские предприятия, которые могли бы своевременно поставлять нам необходимое вооружение, не получили от союзников никаких заказов. «Моторы, которые строятся во Франции, обходятся дешевле» — это можно было часто слышать. Но эти моторы стоили нам войны.

Третья причина: программа была рассчитана на такую войну, которая вообще и не начиналась. Наш генеральный штаб решил провести продолжительную подготовку к наступлению на линию Зигфрида. С достойной удивления точностью было высчитано количество тяжелых орудий, которое потребуется для этой операции. Эти орудия и были заказаны в тот момент, когда следовало сконцентрировать все внимание на непосредственно необходимом вооружении: противотанковых пушках, зенитной артиллерии, пулеметах. Наши патрули на Сааре умоляли офицеров раздобыть им легкие пулеметы, вроде тех, какими пользуются немецкие патрули. Но достать их было невозможно.

Когда немцы начали сбрасывать парашютные десанты, все наши офицеры получили приказ иметь при себе револьвер. Но таковых во Франции не оказалось. Револьверы были заказаны в Италии в начале июня — так сказать, с легким запозданием.

Улучшение сразу же наметилось, как только министерство вооружений было возглавлено Раулем Дотри, выдающимся инженером, который произвел реорганизацию на французских железных дорогах. Но его назначение пришло слишком поздно. Еще в 1936 году ему следовало бы поручить создание военной промышленности. Маленький приземистый Дотри был энергичным человеком. На всех постах, которые он занимал, он неизменно добивался успеха. Когда его спрашивали, в чем тайна его успехов, он отвечал: «У меня один секрет: работа».

В министерстве вооружений Дотри начинал работу с восходом солнца. Он записывал срочные приказы начальникам департаментов на красных листочках, и эти красноречивые бумажки, которые его подчиненные находили с утра на своих конторках, говорили им о том, что приказ должен быть выполнен в тот же день. Содержание записок было кратким, ясным, а иногда и резким. Если ктолибо был в состоянии заставить Францию работать, так это Дотри. Но когда я с глазу на глаз беседовал с этим человеком, в котором всегда бил неиссякаемый ключ энергии и уверенности, он показался мне встревоженным и удрученным. «Когда вы сможете дать нашим войскам все, что им необходимо?» — «Все? Не раньше 1942 года,— ответил мне Дотри, — мы начали слишком поздно». Он невозмутимо и самоотверженно работал до самого конца, но сотворить чуда он не смог, тем более что у немцев было перед нами преимущество в несколько лет.

В январе 1940 года я был послан в Англию. Мне показывали военные корабли в Северном море, военные школы, авиационные и орудийные заводы, учебные лагеря. Все, что делало адмиралтейство, производило прекрасное впечатление. Очень радовал и воздушный флот, хоть он и казался малочисленным. Что же касается армии, то даже французская военная миссия не смогла установить, сколько солдат проходит обучение.

Однажды вечером я встретился в парламенте с ХорБелиша. «Ну, как вам показалась наша армия?» — спросил он меня. «Мне кажется, что она состоит из хорошего материала, — отвечал я, —но , подобно Оливеру Твисту, мне бы хотелось «этого же самого побольше».

Если не считать канадскую дивизию, то нигде нам не смогли показать войсковое соединение больше батальона. Пехоту обучали старые унтер-офицеры, почти не знакомые с новыми способами ведения боя. Обучение в танковых школах было умелым и основательным, но машин было мало, да и те устарели. Но повсюду я видел добрую волю, хорошее настроение, невозмутимость духа и неисповедимую уверенность в победе.