Генеральный штаб находился в Ла Фертэ-су-Жуарр при генерале Жорже, главнокомандующем армиями северного и северо-восточного фронтов, то есть, в сущности, всем фронтом — от Северного моря до швейцарской границы. Здесь собрались все академические знаменитости французской армии, все, кто блеснул на испытаниях и конкурсах — свыше тысячи офицеров. История, вероятно, расскажет, о чем рассуждал этот военный конвент, но, пожалуй, долго придется ждать, пока эта история будет написана.
Генерал Жорж прошел школу в штабе Фоша. Если бы это зависело от Вейгана, его преемником в январе 1935 года был бы назначен Жорж. Жорж пользовался репутацией твердого и решительного военачальника, и армия верила ему больше, чем Гамелену. У него не было ума Гамелена, но его считали человеком с большой энергией. К сожалению, в октябре 1934 года он был тяжело ранен при покушении на югославского короля Александра (когда был убит также и Барту) и так и не оправился до конца от этого ранения.
Разделение командования произошло, когда генерал Гамелен думал, что ему придется руководить несколькими фронтами (на итальянской границе, в Северной Африке, в Восточной Европе, на севере Франции). Он в праве был считать, что ему как начальнику штаба национальной обороны (не надо смешивать это звание со званием генералинспектора, то есть главнокомандующего армией, которое Гамелен получил лишь в начале 1938 года) будут подчинены все вооруженные силы на суше, на море и в воздухе. Если бы вышло так, как он предполагал, то Гамелен занял бы во Франции такое же место, как в Германии генерал Кейтель, а Жорж — как генерал фон Браухич. Но неоправдавшиеся расчеты на участие России, итальянская позиция «невоюющей страны», а также противодействие со стороны некоторых кругов и отдельных влиятельных лиц урезали поле деятельности Гамелена и почти уравняли его положение с положением генерала Жоржа.
Оба генерала встретились поэтому как соперники. Парадоксальность положения заключалась в том, что генеральный штаб, орган верховного командования, группировался вокруг подчиненного командира. Чтобы поддержать свое достоинство, Гамелен в декабре 1940 года решил разделить штаб главнокомандующего на две части и поместил одну из них (в которую были включены оперативный отдел и «Пятый отдел», являющийся придатком разведывательного) в Мо, на полдороге между Ла Фертэсу-Жуарр и Венсенном. В результате получилось следующее: главнокомандующий и «военный секретариат» находились в Венсенне; штаб-квартира №1 — в Ла Фертэ-суЖуарр; штаб-квартира №2 — в Мо. Неизбежным результатом было разделение власти.
Существовали также разногласия между Гамеленом и Дарланом, командующим военно-морскими силами — «адмиралом флота», как он самовольно себя величал в подражение англичанам. Адмирал Дарлан представлял собою очень любопытную фигуру. Сын местного политика из департамента Ло-э-Гаронн, он сделал карьеру благодаря покровительству своих земляков — президента Фальера и Жоржа Лейга. В последние годы его обуревала мечта занять место начальника штаба национальной обороны. Когда на этот пост был назначен Гамелен, он всячески старался ограничить его права и ослабить его положение. Это не мешало ему постоянно тереться возле Гамелена в Совете национальной обороны. Дарлан всегда щеголял грубым жаргоном «морского волка», который помогал ему скрывать свою вульгарность. Он не любил выступать с большими речами, так как быстро сбивался и терял нить. Он предпочитал бросать короткие реплики, отрывочные восклицания, случайные фразы. Гамелен раздражал его, и он подставлял ему ножку при каждом удобном случае. Что касается военно-морского флота, то Дарлан делал вид, что все обстоит благополучно, для такого командира нет ничего невозможного и он легко мог бы обойтись без английской помощи. А если его ловили на слове (например, когда предполагались операции у Петсамо или в Черном море), он выкручивался из затруднения при помощи очень простого маневра, а именно ставил разные предварительные условия, которые невозможно было выполнить. «Если дипломатия не справляется со своим делом, если она не может раздобыть для меня два порта, которые мне нужны, тогда и с меня нечего спрашивать!» И отговорка была одна и та же, все равно, шла ли речь о Норвегии, или о Турции. Он льстил англичанам, но в глубине души им завидовал и их ненавидел. «Я не хочу кричать на всех перекрестках, но если бы я не одолжил им шесть эсминцев, то...» и т. д. Надо, однако, сказать, что он не был лишен некоторых положительных качеств; у него были организационные способности, и он любил вникать в каждую деталь.