О Тех, Кто Всегда Рядом!

Вокруг так тихо, что мне даже удается расслышать шорох одежд моей спутницы. А ведь я уже считал, что она движется абсолютно бесшумно.

Только у самых ворот на древнее кладбище нас окликает Иштван-младший:

— Эй, Одон! Высокая госпожа!

Мы останавливаемся, он, запыхавшись, подбегает ближе, бухается перед Туату на колени, и выпаливает:

— Возьмите меня с собой! Я пригожусь!

В руках у него вчерашний «лук» и десяток оперенных прутьев. И больше ничего — даже нет узелка с хлебом и сыром.

Хине-Тепу всем видом показывает, что ей наплевать на будущее этого недотепистого придурка и отворачивается в сторону моря, оставляя решение за мной. Я недолго смотрю на ее лицо, такое почти человеческое, милое и в то же время отстраненно-холодное. Она как мраморная статуя, которой ровным счетом безразличны желания окружающих ее поклонников.

А мальчишка ждет и даже губу прикусил от волнения.

— А как же фехтовальная школа, Иштван? — спрашиваю его. — Служба, о которой ты вчера рассказывал?

— Да ну их! — он машет рукой. — Мне ведь еще и шестнадцати нет. Даже если возьмут, то поставят за лошадьми смотреть, да кирасы чистить. На этом много не заработаешь.

— А с нами ты рассчитываешь разбогатеть? — Мне становится весело. — Мы идем в очень опасное для людей место, Иштван. Там можно легко сложить голову.

Я даже представить себе не могу, каким образом можно получить на него подорожную. Квартальные ведь взяток не берут как здесь.

— А в войске нашего князя, думаешь, это сделать трудно? — он улыбается, ровно как наш деревенский дурачок. — Я видел, сколько у тебя серебра! Можешь даже не заботиться обо мне, я просто буду рядом и своего не упущу!

Он не знает ценности серебра в моем мире. Даже не представляет, что две сотни монет на моем поясе под рубахой — это почти все серебро, доступное людям. И все равно мне не хочется брать его с собой. Мало ли что Хине-Тепу в голову взбредет? Это со мной у нее договор, да и тот мне больше мнится, чем существует на самом деле, а с ним — никаких договоров и вовсе нет. Даже воображаемых.

— Там все другое. Ты будешь там чужим. И то недолго — до первого Анку.

— А здесь я свой, да? Брось. Отцу я только лишний рот. И кто такие Анку?

Я оглядываюсь на Туату. Кто такие Анку? Узнаешь, парень, если будешь излишне настойчив. Узнаешь и навсегда проклянешь это знание и того, кто тебя в него посвятил.

— Анку… Это такие бесы, Иштван. В мир которых мы направляемся. И мне предстоит с ними драка. Они пьют кровь людей, убивают нас. Они необыкновенно сильны и простому человеку нет от них защиты. Однажды они приходят за каждым и жизнь человека обрывается помимо его воли…

По расширившимся глазам Иштвана я соображаю, что перечислением достоинств и пороков остроухих только еще сильнее возбуждаю его интерес. Ему уже видятся подвиги, победы, награды и обязательный памятник Иштвану-Освободителю посреди большой столичной площади. Какой наивный глупец! Для него все очень быстро кончится при первой же встрече с черными фигурами в блестящих масках. И никакого геройства. Только смерть, тлен, забытье.

Мне не хочется брать на себя эту обузу. А в том, что он станет обузой, я не сомневаюсь ни мгновения. Как слепой щенок будет тыкаться в несуществующие преграды и отнимать кучу времени там, где все могло бы пройти быстро и гладко.

Я перевожу взгляд на Хине-Тепу, она замерла и делает вид, что ничего решать не желает.

— Ты хочешь совершить ошибку, Иштван, — рассудительно так произношу, как школьный учитель. — Из того мира нет возврата. Ты никогда не вернешься к отцу и матери…

— Век бы их не видеть! — громко выкрикивает мальчишка непонятные мне слова. И в голосе его звучит ненависть. — Им никогда не было до меня никакого дела!

Вернее, слова-то, сказанные им, мне понятны, но смысл, в который они складываются, для меня такая же нелепица как привычная здесь формула «Высокая госпожа — покровитель бездомных». Как можно настолько плохо относиться к самым близким людям? Как вообще их можно ненавидеть? За что?

Я вспоминаю своих родителей. Святые Духи! Да я бы все отдал, лишь бы встретиться с ними еще раз, сказать что-то, что никогда прежде не говорилось.

— Помнишь про мое умение стрелять без промаха и сразу насмерть? — выкладывает он последний козырь. — Я смогу быть полезным!

Я беспомощно гляжу на Сиду. Она пожимает плечами — ей безразлична судьба Иштвана, как и будущее всех остальных людей — ведь мы для нее просто говорящие недоразумения, которых нет необходимости принимать в расчет. Но мне его дар пришелся бы кстати.

— Скажи мне, Хине-Тепу, твой дар Иштвану будет работать там?

— Пока он будет в него верить.

— А потом?

— А потом не будет.

— Получается, что ты его обманула?

— Нет. Получается, что он полез туда, куда не должен был попасть никогда.

— Ты обещала ему три года.

— Я не сказала где.

— Ты не сказала — где. Значит — всюду!

— Значит — там, где ему дан дар.

Цепь ее рассуждений заводит меня в тупик. Я не согласен с такими неоговоренными заранее условиями — так сделки не заключаются, но возразить мне нечего. Она подарила — ей виднее.