— Одон, тебе нужно выйти на свет и посмотреть — что там такое. Поверь мне, там кто-то есть. Я слышала, что некоторые Сиды ходят путями фоморов, отыскивая старые реликвии. То, что осталось от старой войны. Кое у кого это даже превратилось в постоянное занятие. Мне не хотелось бы, чтобы меня увидели. Будь осторожен и при малейшей опасности возвращайся!
— А если там будут Анку? — мне наплевать на неизвестных фоморов, но встречи с Анку в подземелье я не хочу.
— Узнай, сколько их там и возвращайся. Только не выдай себя.
— Хорошо.
Я прижимаю тесак к локтю и осторожно иду вперед.
Кажется, у меня получается быть бесшумным — ничто не шуршит под ногами, ничто не звякает, не скрипит, я даже дышу по-особенному: часто и неглубоко. Наступаю на пятку, потом плавно по внешней стороне стопы перемещаюсь на носок, ноги постоянно полусогнуты, они так быстро устают без привычки, но я надеюсь, что идти мне далеко не придется. Так меня учил ходить опытный охотник Дерек, когда еще его не прибрали Эти. И даже пару раз похвалил, когда мы выследили оленя. Если этот некто неизвестный, притаившийся в засаде, не обладает слухом летучей мыши — я подберусь очень близко. Подныриваю под световой луч, вижу совсем рядом дохлую крысу, нанизанную на прут. И в который раз удивляюсь невообразимости полученного Иштваном дара. Эдак он и Анку легко завалит.
Сразу за поворотом, куда я боязливо высовываюсь сначала одним глазком, а потом и весь — длинный светлый коридор, уносящийся куда-то вдаль. Я никак не могу понять — откуда в нем свет, ведь ничего его дающего не видно! Однако, свет есть и он мягкий и без определенного источника, освещает длинную галерею на всю ее длину. Ход настолько прямой и ровный, что виден его противоположный конец. Там тупик и никого нет.
Я поворачиваюсь и исследую падающий из стены луч.
Он начинается в маленьком окошке. Таком невеликом, что туда и кошка не протиснется. Если кто-то и есть рядом, то только там.
Подбираюсь к окошку и понимаю, что никак не смогу в него заглянуть — слишком высоко. И вокруг ничего нет, что можно было бы подставить под ноги.
Возвращаюсь к своим компаньоном и молча тяну за собой Иштвана, хотя знаю, что Хине-Тепу многократно сильнее.
Этот балбес мне счастливо улыбается и я грожу ему кулаком, безмолвно обещая короткую расправу за малейший звук. Он понятливо кивает, но щериться не перестает.
Под окном ставлю его на четвереньки и взгромождаюсь на спину. Вот теперь отверстие в стене точно перед моими глазами. Я приникаю к нему, но стоять на постоянно поднимающейся и опускающейся спине Иштвана не очень-то удобно, шатко как-то. К тому же уцепиться на стене не за что: камни гладкие и, как назло — ни одной выбоинки. Расставив руки пошире, и упершись ладонями в стену, внушаю себе, что теперь-то я прочно закреплен. Получается не очень убедительно.
Стена основательная, не меньше локтя в глубину. И, кажется, отверстие в ней выходит в какое-то помещение у самого пола. То ли дождевой слив, то ли что-то подобное. Свет в нем не солнечный, а от нескольких близких свечей. Оно немного расширяется с другой стороны стены, и я вижу совсем недалеко от себя гладкую розовую задницу, восседающую на золоченом ночном горшке. По кружевным краям ночной рубахи понимаю, что передо мной дама. Очень молодая и упругая дама — судя по коже. Красивая и ухоженная, восхитительная, образцовая задница, Марфе до такой далеко! Здесь сразу видно столько вложенных денег в масла для умащивания, что дух захватывает! Она, по-моему, даже светится! Как Хине-Тепу, но только нежно-розовым светом и не от случая к случаю, а постоянно! Завораживающий вид.
От неожиданности зрелища хрюкаю, обладательница великолепной задницы, испугавшись неведомого и наверняка страшного звука, раздавшегося из подземелья, вскакивает с ночного горшка и пронзительно визжит, Иштван взбрыкнувшим конем вырывается из-под ног, и мы оба шлепаемся на пол!
А на сердце какое-то веселье и радость необыкновенная. Кажется, я влюбился в эту задницу!
Мы с Иштваном начинаем суету, собирая в кучу свои перепутавшиеся руки и ноги, мимо проскальзывает Туату, устремляется в конец того длинного светлого коридора, в который я не полез, решив, что ничего интересного там нет.
Над нами продолжает истошно орать напуганная девица, она что-то лопочет в коротких перерывах между выкриками, но я не могу разобрать отдельных слов.
Когда я оказываюсь на ногах, Хине-Тепу уже стоит у тупиковой стенки и шарит по ней руками. До нее шагов пятьдесят и мы с Иштваном преодолеваем их так быстро, что мог бы позавидовать и какой-нибудь не очень расторопный Анку. Я не успеваю заметить ни факелов, ни масляных ламп в потолке и стенах, и делаю вывод, что свет в галерее создают маленькие, почти невидимые светляки, которыми наполнено помещение. Их здесь должны быть мириады! И так быстро убеждаю себя в этом, что боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы не забить светляками свой нос и не задохнуться.