О текущем моменте №№ 4 — 6 (88 — 90), 2009 г. Сад растет сам?

Зародившись в таких условиях, библейский проект порабощения человечества, если вывести из рассмотрения его нравственно-этическую порочность, соответствовал в целом и в частностях этим социальным условиям. И при соотношении эталонных частот биологического и социального времени, которое имело место до начала ХХ века, общество могло состоять большей частью из носителей нечеловечных типов строя психики, поскольку стрессовая нагрузка была незначительной в сопоставлении с нынешними временами, и дееспособность нечеловечных типов строя психики[525] в большинстве случаев была достаточной для обеспечения взаимодействия индивида с потоком событий. Потому библейский проект в общем-то успешно продвигался в жизнь до возникновения его первого кризиса в эпоху феодализма (о нём речь шла в разделе 3.3.1), когда национальные аристократии стали его внутренним тормозом, поскольку не признавали “элитарно”-властного космополитичного статуса внутренних мафий иудейской диаспоры, а ростовщичество — основное средство расширения зоны, подвластной проекту, порицалось католической церковью.

Перезагрузка библейского проекта, породившая капитализм на основе идей буржуазного либерализма, легитимизации ростовщичества и принципа всеобщей продажности, сняла эту проблему и обеспечила “элитарно”-властный космополитичный статус внутренним мафиям иудейской диаспоры.

При этом имела место нравственно-этическая конвергенция исторически реального христианства и иудаизма в Европе (за пределами России) и в США. К.Маркс, хотя и не употреблял термина «конвергенция», появившегося в политологии в середине ХХ века, писал об этом явлении так (пояснения в сносках, отмеченные обозначением «— Ред.», приводятся по цитируемой публикации, прочие пояснения и замечания — наши):

«Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него[526] деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями.

“Благочестивый и политически свободный обитатель Новой Англии”, — говорит, например, полковник Гамильтон, — “есть своего рода Лаокоон,[527] не делающий ни малейших усилий, чтобы освободиться от обвивших его змей. Маммона[528] — их идол, они почитают её не только своими устами, но и всеми силами своего тела и души. В их глазах вся земля — не что иное, как биржа, и они убеждены, что у них нет иного назначения на земле, как стать богаче своих соседей. Торгашество овладело всеми их помыслами, смена одних предметов торгашества другими — единственное для них отдохновение. Путешествуя, они, так сказать, носят с собой на плечах свою лавочку или контору и не говорят ни о чём другом, как о процентах и прибыли. Если же они на минуту и упустят из виду свои дела, то только затем, чтобы пронюхать, как идут дела у других”.

Мало того, практическое господство еврейства над христианским миром достигло в Северной Америке своего недвусмысленного, законченного выражения в том, что сама проповедь евангелия, сан христианского вероучителя превращается в товар, что обанкротившийся купец начинает промышлять евангелием, а разбогатевший проповедник евангелия берётся за торговые махинации.

“Человек, которого вы видите во главе почтенной конгрегации, был вначале купцом; когда он в этом деле потерпел крах, он стал священнослужителем; другой начал со служения богу, но как только у него в руках оказалась некоторая сумма денег, он променял кафедру проповедника на торговлю. В глазах большинства духовный сан — это настоящий доходный промысел” (Бомон, указ. соч., стр. 185, 186).[529]

Бауэр считает “ложным такое положение вещей, при котором в теории за евреем не признаётся политических прав, между тем как на практике еврей пользуется огромной властью и проявляет своё политическое влияние en gros,[530] когда это влияние стеснено для него en detail[531]” (“Еврейский вопрос”, стр. 114).

Противоречие между политической властью еврея на практике и его политическими правами есть противоречие между политикой и денежной властью вообще. В то время как по идее политическая власть возвышается над денежной властью, на деле она стала её рабыней.[532]

Еврейство удержалось рядом с христианством не только как религиозная критика христианства, не только как воплощённое сомнение в религиозном происхождении христианства, но также и потому, что практически — еврейский дух — еврейство — удержался в самом христианском обществе и даже достиг здесь своего высшего развития. Еврей, в качестве особой составной части гражданского общества, есть лишь особое проявление еврейского характера гражданского общества.[533]» (приведено по публикации:см. также типографски изданный текст: К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 1, стр. 382–413).