О трагическом чувстве жизни

То, что математики называют проблемой максимумов и минимумов, то, что называется также законом экономии, является формулой всякого экзистенциального, то есть страстного, движения. В механике как материальной, так и социальной, в индустрии и политической экономии всякая проблема сводится к достижению как можно большего полезного результата как можно меньшими усилиями, максимума доходов при минимуме затрат, максимума удовольствий при минимуме страданий. А страшная, трагическая формула внутренней духовной жизни такова: либо максимум счастья при минимуме любви, либо максимум любви при минимуме счастья. Надо выбирать между двумя этими вещами и быть уверенным в том, что тот, кто приблизится к бесконечности любви, к любви бесконечной, приблизится к нулю счастья, к предельной тоске. И прикоснувшись к этому нулю, он оказывается за пределами этого несчастья, которое убивает. «Пусть тебя не будет и тогда ты сможешь больше, чем все то, что есть», - говорит учитель брат Хуан де лос Анхелес{199} в одном из своих Диалогов о завоевании Царствия Божия (Диал. III, 8).

Но есть нечто такое, что отзывается еще большею тоской, чем страдание.

Один человек ожидал, что, получив страшный удар, он должен будет страдать столь сильно, что даже умрет от мучений, а удар обрушился на него внезапно, и он едва ли почувствовал боль; но потом, когда он пришел в себя и нашел себя бесчувственным, его охватил ужас, ужас трагический, самый что ни на есть ужасный, и он закричал, задыхаясь в тоске: «Так значит я не существую! ". Как ты думаешь, что страшнее: почувствовать боль, которая лишает тебя чувств, пронзая тебе нутро каленым железом, или увидеть, что ты, когда тебя таким вот образом пронзили, не

чувствуешь никакой боли? Тебе никогда не приходилось испытывать ужас, чудовищный ужас, осознав, что нет у тебя ни слез, ни боли? Боль говорит нам о том, что мы существуем; боль говорит нам, что существуют те, кого мы любим; боль говорит нам, что существует и страдает Бог; но это боль тоски, тоски о том, чтобы остаться в живых и стать вечными. Тоска открывает нам Бога и заставляет нас любить Его.

Верить в Бога это значит любить Его, а любить Его это значит чувствовать, что Он страдает, и сострадать Ему.

Это утверждение, что Бог страдает, может показаться кощунственным, ведь страдание предполагает ограниченность. А между тем Бог, сознание Вселенной, ограничен грубой материей, в которой Он живет, бессознательным, от которого Он стремится освободиться и освободить нас. И мы, в свою очередь, тоже должны стремиться освободить Его от материи. Бог страдает во всех и в каждом из нас; во всех и в каждом из сознаний, Он узник преходящей материи, и все мы страдаем в Нем. Религиозная тоска это не что иное, как божественное страдание, когда я чувствую, что Бог страдает во мне и я страдаю в Нем.

Вселенская боль это тоска, которую испытывает все, желая быть всем прочим и не в силах достигнуть этого, тоска каждого от того, что он хочет быть тем, что он есть, и одновременно быть всем тем, что не есть он, и быть вечно. Сущность всякой вещи это не только стремление вечно пребывать в своем существовании, как учил Спиноза, но, кроме того, еще и стремление универсализироваться: голод и жажда вечности и бесконечности. Всякое тварное существо стремится не только сохраниться в себе, но и увековечить себя, а кроме того охватить всех других, быть всеми другими, не переставая быть собой, до бесконечности расширить свои границы, но не уничтожить их. Он не хочет разрушить свои стены и оставить всех на открытой, общей и голой земле, смешиваясь с другими и теряя свою индивидуальность, он хочет раздвинуть свои стены до пределов всего тварного и внутри них вместить все. Он хочет максимальной индивидуальности при столь же максимальной личности, он стремится к тому, чтобы Вселенная стала им, он стремится к Богу.

И чем же является это необъятное Я, внутри которого каждое я хочет вместить Вселенную, если не Богом? Стремясь к Богу, я люблю Его, эта моя жажда Бога и есть моя любовь к Нему, и как я страдаю* становясь Богом, точно так же и Он страдает, становясь мною и каждым из нас.