О трагическом чувстве жизни

Нынче последнее слово скорее даже науки, а не научной философии, кажется, состоит в том, что материальный, чувственно-воспринимаемый мир движется по пути убывания энергии, преобладания необратимых феноменов, к последнему стиранию всех различий, к своего рода окончательной гомогенности. И это напоминает нам ту гипотетическую первоначальную гомогенность, которой воспользовался и злоупотребил Спенсер, и эту его фантастическую «неустойчивость гомогенного, неустойчивость, которая понадобилась атеологическому агностицизму Спенсера для объяснения необъяснимого перехода от гомогенного к гетерогенному. Ведь каким образом может без внешнего воздействия возникнуть какая бы то ни было гетерогенность из совершенно и абсолютно гомогенного? Но понадобилось отказаться от всякой идеи творения, и тогда этот безработный инженер, ввязавшийся в метафизику, как назвал его Папини{216}, изобрел неустойчивость гомогенного, которая является более...- как бы это сказать? - более мистической и даже, если хотите, более мифологической, чем Божественный акт творения.

В самую точку попал тот итальянский позитивист, Роберто Ардиго, который, возражая Спенсеру, говорил, что более естественным было бы предположить, что все всегда было так же, как и теперь, что миры всегда находились в процессе становления, в состоянии неопределенности, одни миры формируются, другие разрушаются; что гетерогенность извечна. Вот, как видите, еще один способ не решать проблемы.

Или может быть это решение? Но в таком случае Вселенная была бы бесконечной, и действительно, невозможно представить себе вечную и бесконечную Вселенную, наподобие той, что послужила Ницше основанием для его идеи вечного возвращения. Если Вселенная должна быть вечной, если в ней, для каждого из ее миров, должны вечно продолжаться периоды гомогенности, убывания энергии, и периоды гетерогенности, то необходимо, чтобы она была бесконечной; чтобы всегда и в каждом из ее миров оставалось место для внешнего воздействия. И действительно, тело Бога может быть только вечным и бесконечным.

Но для нашего мира кажется доказанным постепенное стирание всех различий, или, если угодно, его смерть. Какова же должна быть судьба нашего духа в этом процессе? Будет ли он убывать по мере убывания энергии нашего мира и возвратится в бессознательность или же, напротив, будет возрастать по мере убывания отработанной энергии и в результате усилий самого нашего духа, направленных на то, чтобы задержать этот процесс и господствовать над Природой, в чем и состоит жизнь духа? Являются ли сознание и его протяженная опора двумя противоположными силами, которые состоят в таком отношении друг к другу, что одна из них возрастает за счет убывания другой?

Фактически, самым лучшим в нашей научной деятельности, самым лучшим в нашей индустрии является все то, что не ведет - как это часто бывает - к разрушению, а стремится затормозить этот фатальный процесс убывания энергии. Уже сама органическая жизнь, опора сознания, является стремлением избежать этого зловещего конца, оттягивая его, насколько это только возможно.

Напрасно хотим мы обмануть себя языческими гимнами Природе, которую Леопарди, этот христианский атеист, в своей замечательной песне дрока (La Ginesta) с глубочайшим смыслом называл «матерью в родах, мачехой в любви». Против нее изначально был направлен тот порядок жизни, который устанавливался человеческим обществом; страх перед голой Природой и был тем, что впервые связало людей социальными узами. В действительности, не что иное, как человеческое общество является матерью рефлексивного сознания и жажды бессмертия, которая торжественно открывает состояние Благодати над состоянием Природы, и не кто иной, как человек, очеловечивая, одухотворяя Природу своим трудом, делает ее сверхъестественной.

Трагический португальский поэт Антеру ди Кентал в двух своих замечательных сонетах под названием Искупление пропел, что существует дух, заключенный, но уже не в атомах, ионах или кристаллах, а - как это и подобает поэту ~ в море, в деревьях, в лесу, в горе, в ветре, в живых организмах и во всех материальных формах, и что однажды все эти души, пребывая еще в лимбе существования, пробудятся к сознанию и, воспарив, как чистое мышление, увидят формы, порождения иллюзии, рассеивающиеся, словно пустой сон. Вот вам грандиозное сновиденье пробуждения сознания во всем.

Разве Вселенная, эта наша Вселенная - и кто знает, существуют ли другие? - не начала с нулевого духа - а ноль это не то же самое, что ничто - и бесконечности материи, и разве не направляется она к своему завершению в бесконечности духа при нулевой материи? О эти грезы!