13.
Хотя этот благородный человек и говорит, что они не выдержат и первого нашего нападения, используя в качестве довода то, что недавно случилось, но кто не знает случайностей войны и того, что она отнюдь не протекает в определенном порядке! И злая судьба не всегда будет преследовать тех, которые сейчас очень плохо ведут свои дела. Напротив, победа часто переходит к побежденным и исправляет превратности судьбы. Поэтому нам не подобает быть чрезмерно самоуверенными, как будто им уже предопределено сообразно с их правами и привычками во всех сражениях терпеть поражения. Если они побеждены только потому, что действовали не так, как должно, то этот пример нужно обратить в нашу пользу и предупредить опасности, вытекающие из необдуманных решений. Таким образом, из предшествующих случаев мы не можем обнадеживать себя верной победой над ними. Правдоподобно, что те, которые раньше ошибались, наученные самим опытом, чего нужно избегать, будут вести свои дела в дальнейшем с большей заботливостью и исправят то, что раньше было упущено и пренебрежено. Если же бог им враждебен за совершенное преступление, и за это они подвергаются бедствиям, зачем нам вмешиваться и предлагать ему наше содействие, как будто он сам не осуществит правосудие и как будто он нуждается в нашей помощи? Какой большой пример бесчестия останется для других, если мы оскорбим нашим отпадением высшее благо, которое и при нашем спокойствии защищает нас должным образом. Пусть никто не показывает нам мертвого Губаза, выступающего среди нас с малодушными речами и умоляющего своих соотечественников сжалиться над ним, показывая нанесенные ему раны. Это, может быть, и подходит изнеженным порочным душам, но отнюдь не свойственно царю, притом царю лазов, а тем более Губазу. Ибо, если бы он в самом деле присутствовал среди нас, то, как человек благочестивый и здравомыслящий, он, несомненно, сурово осудил бы нас за подобные замыслы и дал бы нам наказ не падать так духом и не впадать в расслабление, не скрываться тайно по обычаю рабов, но мужественно противостоять несчастью, придерживаясь, в большей степени, колхского образа мыслей, свободного от предвзятости, и не допускать ничего позорного, недостойного отечественных нравов, остаться при настоящем [порядке], быть убежденными, что божественная помощь никогда не оставит народ колхов. Поэтому не является ли высшей безрассудностью [тот факт, что] в то время, как он, насильственно умерщвленный, несомненно, учил бы нас так, мы для того, чтобы показать наше к нему расположение, думаем как раз противоположное? Я боюсь, чтобы мы не подверглись величайшему наказанию уже за то, что обсуждаем и обдумываем подобные планы. Наконец, если бы мы замышляли отпадение в деле сомнительном, допускающем разные решения, то и тогда было бы рискованно в вопросах такой важности зависеть от случайности, но тогда было бы позволено создателям этого плана рассуждать свободнее и беззастенчивее. Но если порочность этого совета и бедствия, отсюда вытекающие, для всех ясны и очевидны, разве не достойны вашей ненависти те, которые наталкивают вас на этот путь? Поэтому нужно воздержаться от всего этого, и это умеренно сказано. Я же думаю, что о случившемся нужно сообщить императору и просить его по справедливости покарать главных виновников этого преступления. Если он пожелает это сделать, раздоры наши с римлянами тотчас прекратятся, и наше старое и привычное братство с ними в трудах и походах возобновится. Если же он откажет в нашей просьбе, то тогда только надлежит нам обсудить, не выгоднее ли нам вступить на другой путь. Если мы так сделаем, то нас нельзя считать забывающими об умерщвленном Губазе, и в то же время мы не окажемся действующими скорее безрассудно, чем по расчету».