О вас, ребята

Когда поднялся ветер и над урманом затемнела туча, Лаврушка засунул все еще влажные спички и коробок под рубаху, перевернулся на живот и, волоча занемевшую ногу, отполз под пихту. Его мутило. Озноб усиливался. Он чувствовал, что тело пылает, но ему было холодно. Лаврушка попытался определить, через сколько часов Костя сможет вернуться с ребятами. По мысли у него путались. Ноющая боль мешала думать. Он перестал высчитывать часы и километры, зная, что товарищей подгонять не надо: они сделают все, чтобы прийти как можно быстрее. «Намучаются они со мной! — подумал Лаврушка, представив, как его понесут по тайге на носилках. — Угораздило же меня!..»

Гроза свирепствовала около часу. А Лаврушке показалось, что прошла вечность. С пихты, под которой он лежал, лило, как из ведра. Он опять промок до нитки. Его лихорадило так, что подергивалась сломанная нога. Боль растекалась по всему телу. Минутами он терял сознание, а к ночи начал бредить. Но где-то в глубине еще теплилась искорка разума, и Лаврушка понимал, что все это болезненный вздор. Только один раз он принял бред за действительность. Ему показалось, что из-за деревьев вышел Костя с большой охапкой хвороста. Лаврушка отчетливо видел и слышал, как Костя подошел, бросил рядом с ним хворост и сказал:

— Ну что же ты? Давай спички! Зажигай — погреемся!

Лаврушка полез за пазуху и вытащил пястку слипшихся спичек.

— Не сохранил! — презрительно произнес Костя. — Эх ты! И нога у тебя не сломана! Притворяешься!

Лаврушка обиженно приподнялся — и все пропало: и Костя, и хворост. Только спички остались в руке. Лаврушка пощупал в темноте головки. Вместо них под пальцами была мокрая кашица, попахивавшая серой. Он отбросил их в сторону и снова лег на спину. Холода он больше не чувствовал.

В другой раз ему показалось, что наступило утро. Лаврушка открыл глаза и увидел солнце и Тита Кедрова, который бежал к нему, радостно махая руками. «Шалишь! — подумал Лаврушка. — Опять чудится!» Он застонал, закрыл глаза и поверил, что это не бред, только тогда, когда Тит положил его голову себе на колени и чем-то влажным и холодным вытер пылающий лоб.

* * *

Олег сидеть без дела не мог. Как только в каменном мешке, в котором очутился отряд, запылал костер и девочки наполнили водой котелки, чтобы готовить завтрак из сала и муки, он приступил к осмотру пещеры. Отряд пробыл в пещере уже много часов. Тьма здесь стояла кромешная, а спичек имелось только три коробка. Раньше Олег не разрешал их трогать — экономил. Зато теперь света хватало.

Костер освещал мрачные серые своды и массивную двухметровую гранитную плиту, которая во время грозы рухнула вниз и закрыла выход. Дым тянуло в щель между плитой и сводом пещеры. Сзади метрах в семи возвышалась глухая стена. Вот и все, что мог увидеть Олег.

Пионеры молчали. Страха они не испытывали, но и радости было мало. Все занимались своим делом. Мальчишки рубили сучья, заготовленные Титом и с трудом просунутые сквозь щель. Девчата месили тесто для лепешек.

Олег выбрал палку посуше, запалил ее и пошел в тупик. Когда он вплотную приблизился к стене, сердце у него забилось учащенно. В конце пещеры у самого пола чернел лаз. Олег сунул туда горящую палку и увидел, что лаз недлинный — каких-нибудь полметра, а там пещера опять расширялась.

— Эй! Ребята! — позвал он.

Подбежали все, но тут палка затрещала и потухла. Олег никому не разрешил исследовать в темноте узкую лазейку. Пришлось вернуться, растопить немного сала, смочить им тряпицу и сделать факел. С этим вонючим и коптящим огоньком Олег пролез в соседнюю пещеру. За ним перебрались туда и остальные.

Вторая пещера ничем не отличалась от первой. Те же мрачные каменные своды и непроницаемые стены. И только в одном углу вместо серого гранита виднелась деревянная дверь. Самая настоящая дверь — плотная, без единой щелочки, на петлях и даже с ручкой. Скрип старых петель одновременно и пугал и радовал. Пионеры, затаив дыхание, держась поближе друг к другу, вошли в каменную комнату.

Факел догорал, и они успели рассмотреть немногое: грубый, большой стол на скрещенных ножках, кровать, покрытую медвежьей шкурой, два ружья, прислоненных к стене, керосиновую лампу на полке.

Факел потух. Олег чиркнул спичку, снял стекло и попробовал зажечь лампу. Но фитиль был сухой и твердый. Он крошился и дымил.

— У хорошего хозяина всегда имеется запас! — сказал Олег. — Ищите бачок с керосином! Я посвечу!

И никто не удивился, когда за дверью действительно нашлась медная банка с винтовой пробкой. В банке плескалась жидкость. Потратив еще пять спичек, ребята заправили и зажгли лампу.

Теперь можно было не торопиться.

Первое, что привлекло внимание ребят, — это небольшие деревянные ящички. Они рядами стояли на столе. А в них лежали пробы разноцветных пород — зеленоватые, черные, серебристые. На каждом ящичке виднелся аккуратно прикрепленный ярлычок с короткой надписью. На одном значилось: «Северо-запад, три версты», на другом: «Юг, семь верст». Надписи отличались лишь направлением и расстоянием.