О вечном

– Сердечный приступ? В тридцать пять лет?

– Ну, сэр… В его крови нашли столько морфия, что хватило бы на десятерых. Теперь вполне объяснимы его поведение и тот бред, который он нес. Бедняга был зависим от наркотических средств и, скорее всего, не рассчитал вечернюю дозу.

– Думаешь? – недоверчиво спросил я и, не дождавшись ответа, воскликнул. – А может, его специально умертвили при помощи морфия?

– Маловероятно. Я проверил отчет врачей и заключение полиции. Следов борьбы или насильственной смерти на теле не обнаружено, личные вещи, включая чековую книжку и бумажник, набитый фунтами, были в кармане, поэтому смерть этого человека нас не интересует, это не разбой, не грабеж и не убийство, – рассудительно ответил Чарли, а потом лукаво улыбнулся. – Просто я решил, что вам не лишним будет узнать о безвременной кончине мистера Кэмерона, так как теперь не придется ограждать вас от его нападок, верно?

– Странно, – не обратив внимания на его дурацкую шутку, пробормотал я, почесав подбородок и устремив взгляд за окно. – Он вел себя странно, но не был похож на наркомана… И он не был похож на того, кто собирается умирать. Наоборот, он был полон решимости жить дальше, чтобы отомстить.

– Кто знает, что на уме у умалишенных, пристрастившихся к пагубным привычкам, – беспечно пожал Чарли плечами и спросил. – Вы как будто расстроены, сэр?

– Я? Нет, что ты, я не расстроен, мне плевать, просто… Гм… Просто все это выглядит очень настораживающим… – я задумался и снова рассеянно почесал подбородок. – А те люди, имена которых я назвал вчера? Тебе удалось раскопать хоть что-нибудь?

– Я все проверил, сэр, – важно ответил Чарли и уселся поудобнее в стуле. – Это было не сложно. Все они числятся пропавшими без вести и все они проходили когда-то через наши оперативные сводки.

– Ну и? Почему не было возбуждено ни одного дела?

– Потому что не были найдены тела. Но, что самое важное, в их пропажах нет криминальной подоплеки.

– Поясни.

– Все очень просто, сэр. Кристина Рубен, пропавшая в 1912 году, например, часто ругалась с отцом, который, по ее мнению, был слишком суров с ней, а мать умерла, когда той не было еще и десяти лет. За несколько дней до исчезновения ее часто видели с каким-то французом. Скорее всего, она просто бежала с ним на материк.

– Откуда такая уверенность? Кто-то проверял? И что за француз? Его нашли? Допросили?

– Вы же знаете, как это бывает, сэр, – философски произнес Чарли. – Кто будет терять время на поиски бунтарки в то самое время, когда Лондон задыхается от грабежей и убийств?

– Понятно, – мрачно ответил я, понимая, что Чарли абсолютно прав. У полиции Лондона действительно всегда были более важные дела, чем розыск убегающих из неблагополучных семей выскочек, пытающихся доказать близким и всему остальному окружающему миру, что они гораздо взрослее, чем есть на самом деле. – Что по остальным?

– Марк Заустерлиц, пропавший в 1915 году, погряз в долгах, как в шелках. Его друзья и тетка, которая растила сорванца, убеждены, что он скрылся от кредиторов за океаном и никогда не вернется. Кларисса Пенктрейн, исчезнувшая в марте 1919 года, грезила путешествиями. Незадолго до исчезновения она продала небольшую квартиру в Гринвиче и избавилась от всего имущества, как будто планировала исчезнуть.

– Гм… А Клаудия Милкис?

– Клаудия Милкис в последние месяцы перед исчезновением часто говорила о том, что в жизни нужно что-то менять. Отдел полиции Челси возбудил дело о пропаже, но оно было закрыто после того, как выяснилось, что билет на точно такое же имя был приобретен на теплоход, отправляющийся в Нью-Йорк 13 мая сего года ранним утром. Скорее всего, она давно уже в Новом Свете.

По моей спине прошел холодный пот.

13 мая.

Тот самый день, в который Кэмерон должен был доставить Клаудию Милкис к Остину Харрису. В отель «Олдгаден».

Очередное совпадение? Не слишком ли их много за сегодняшнее утро, которое толком еще не успело начаться.

– Но ведь девчонка могла не сесть на теплоход, верно? – мрачно спросил я.

– Верно, могла и не сесть, кто ж теперь узнает, – рассудительно согласился Чарли. – Но это не повод возбуждать дело об убийстве. Авантюризм, протестный дух, так, наверное, это бывает. Кто из нас не мечтал обо всем этом в молодости?

Я крепко призадумался. Действительно, на первый взгляд в пропажах этих людей нет ничего настораживающего, но… Что-то, все же, меня сильно насторожило. И не просто насторожило, а взбудоражило до мозга костей.

Я почувствовал себя школьником, который третий час потеет над непосильной задачей, но ответ прост, очевиден и логичен, стоит лишь только посильнее напрячь мозги, чтобы головоломка превратилась в элементарное уравнение.

– Конспирация сохраняется на высочайшем уровне, – задумчиво пробормотал я, вспомнив вчерашние слова Льюиса Кэмерона. – Комар и носа не подточит…

– Простите, что, сэр? Я не расслышал.

– Ничего-ничего, – отмахнулся я, пытаясь собраться с мыслями. – Ни свидетелей, ни очевидцев… Никого?