О величии России

По окончании этого обряда сделаны были необходимые распоряжения, дабы упрочить произведенную перемену. По всем дорогам, ведущим к Петербургу, расставлены караулы. Известили о случившемся и расположили в свою пользу Нарвского коменданта; гарнизон этой крепости усилен одним из четырех полевых полков, которые находились поблизости и шли на соединение с армией. От этих полков была принята присяга.

Все вельможи были собраны в деревянный дворец, с них взята присяга, и все они пожалованы сенаторами (вот почему в настоящее время в России так многочислен состав Сената); их держали в беспрерывном сборе во дворце под предлогом подписи разных подлежащих обнародованию распоряжений. Во главе их поставлен был Неплюев: великого князя поместили в комнате соседней с тою, в которой собрались Сенат и Синод.

Было уже поздно, когда спохватились, что нужно упрочить за собою Кронштадт, который Петр легко мог выбрать местом своего убежища, что действительно и случилось. Туда послан был около полудня адмирал Талызин, как бы по поручению адмиралтейства. Ему предшествовал адъютант, который, как только вступил на берег, был отведен к генералу Девиеру, посланному в Кронштадт Петром III с тою же целью, с какою императрица отправила туда Талызина.

Потребовав к себе адъютанта, Девиер спросил его, зачем он сюда явился, зачем едет адмирал, что происходит в Петербурге, нет ли там беспорядков и пр.? Спокойный вид офицера обманул Девиера, который вообразил себе, что при отъезде офицера из Петербурга там все еще было спокойно, и что этот офицер, равно как и адмирал, ни о чем не знают.

Два часа спустя, прибыл на шлюпке Талызин и сошел на берег в гавани, где, по заведенному обычаю, находились для отдания ему чести капитан над портом и матросы. Талызин тотчас же узнал о прибытии генерала Девиера и об аресте своего адъютанта; пока он говорил о том с капитаном, он увидел, что к нему идет Девиер.

Он мог опасаться, что его постигнет та же участь, как и его адъютанта, если б он не принял немедленного решения. Талызин предъявил капитану над портом указ государыни и велел в свою очередь арестовать Девиера в ту самую минуту, как тот приблизился к ним. Дело устроилось без затруднений; гарнизон признал Екатерину, и когда, наконец, в два часа ночи, Петр появился пред Кронштадтом на гребной шлюпке, его приветствовали объявлением, что нет другой власти, кроме власти императрицы, и что, если он не поспешит удалиться, то по шлюпке будет открыт огонь.

В то время, как в Кронштадте происходило вышеизложенное, Петр послал в Петербург канцлера графа Воронцова сообщить императрице, что он удивляется тому, что там делается, и приглашает ее возвратиться к повиновению ему, императору. Канцлер увидел площадь пред дворцом занятою войсками, уже признавшими Екатерину.

Он честно и благородно выполнил данное ему поручение, но изложенное им требование было отвергнуто, а самому ему не дозволено возвратиться в Петергоф. Он просил позволения, которое и было ему дано, написать Петру и сообщить о неуспехе возложенного на него поручения.

Он показал письмо, которое было написано очень хорошо и кончалось заявлением, что, исполнив свой долг в отношении государя, он, наконец, подчинился народной воле и принес присягу в верности государыне, вступившей ныне на Российский престол. По отсылке письма граф Воронцов отправился в церковь для принесения присяги императрице.

Все шло отлично, но нужно было овладеть особою бывшего императора. Казалось слишком опасным предоставлять ему свободу: он имел тысячу средств скрыться, и всякий другой человек, порешительнее его, сумел бы это сделать.

Все эти распоряжения занимали государыню в течение всей пятницы и утра субботы; наконец, в полдень той же субботы, она выступила из Петербурга по направлению к Петергофу, во главе войск, которые признали ее и к которым присоединились полки, находившиеся по повелению императора в походе.

Панин должен был сопровождать государыню, и потому великого князя вверили попечению Сената, а именно – Неплюева, которому приказано было всякия полчаса отправлять в Петергоф курьера c известиями обо всем, что делается в столице[190]. Каждый из сенаторов должен был подписывать эти рапорты, и потому их всех держали в сборе и таким образом всех без изъятая привлекли к делу Екатерины.

По дороге из Петербурга в Петергоф часто встречались голштинские гусары, которых Петр высылал, чтобы выследить движения государыни, – о чем он уже имел сведения; их всех захватывали, равно как и всех лиц, которые находились при Петре и покинули его в ночь его поездки в Кронштадт.