О величии России

22 сентября 1762 года в Москве состоялась коронация Екатерины II. Главной идеей приуроченного к этому событию театрализованного представления «Торжествующая Минерва» было духовное и нравственное превосходство новой российской власти, очищающей страну от злоупотреблений и пороков прежних правлений.

В отличие от государей с «дворцовым» мышлением, Екатерина хотя и пришла к власти в результате очередного дворцового переворота, но понимала, что эта перемена спасает и возвышает не только ее, но и Россию, оказавшуюся в руках неуравновешенного человека с незрелым умом.

У Екатерины были, по крайней мере, десятки тысяч сторонников за пределами дворца; она признавалась в то время, что восторг и энтузиазм людей напоминает ей времена Кромвеля, а впоследствии дала такую характеристику событий 1762 года: «Все дело заключалось в том, чтобы или погибнуть с сумасшедшим, или спастись вместе с народом, который хотел избавиться от него. Если бы он вел себя благоразумнее, с ним бы ничего не случилось».

Не будем забывать и о роли сильной личности в истории. Екатерина была душой переворота, ее отличали «непоколебимая настойчивость, огромное честолюбие, размеры которого она сама прекрасно сознавала…» (Е. В. Тарле).

Когда же один из главных организаторов ее триумфа, желая утвердиться в этой роли на долгие годы, прямо спросил императрицу, кому она обязана своей властью, Екатерина ответила: «Богу и избранию моих подданных». Будучи благодарна многим, она не считала возможным говорить о произошедшем как об очередном дворцовом перевороте.

Теперь пределам ее честолюбия вполне отвечали просторы страны, «завоеванной» ею и ставшей родной. Екатерине шел тридцать четвертый год. Но, как оказалось, ее «борьба за Россию» только начиналась. «Финансы были истощены… Торговля находилась в упадке, ибо многие отрасли ее были отданы в монополию.

Не было правильной системы в государственном хозяйстве», – писала императрица впоследствии, вспоминая начало 1760-х годов. Экономический кризис усиливал ропот народа: чуть ли не ежедневно в Петербург приходили известия о новых крестьянских волнениях. Резкие колебания внешнеполитического курса также выводили страну из равновесия; она напоминала тяжелобольного, периодически впадающего в полузабытье.

Действия нового – екатерининского – правительства отличали продуманность и решительность, не было резких поворотов и скачков: Россия постепенно стала приходить в себя. Это происходило не в последнюю очередь благодаря тому, что Екатерина хорошо разбиралась в людях, употребляя, как она говорила, «каждого по его способностям», находя и воспитывая будущих героев, полководцев и дипломатов, государственных мужей.

Выдвигала способнейших и, незаметно для окружающих, постоянно училась у своих же учеников, восхищалась ими. Характерны в связи с этим ее слова о Потемкине (кстати, впервые замеченном Екатериной благодаря его активному участию в перевороте 1762 года): «Мой ученик, мой кумир».

Приходилось идти и на компромиссы, но до определенного предела, например, пока интересы Орловых не вступили в противоречие с ее собственными, которые теперь большей частью стали государственными интересами. Делиться властью с кем бы то ни было Екатерина не собиралась – ни с собственным сыном, ни с другими законными претендентами на трон, ни, тем более, с самозванцами, каких много будет в годы ее царствования, ни с фаворитами.

Екатерина обладала поистине «неограниченным властолюбием» (Пушкин). 1762 год – год триумфа Екатерины и Орловых – в известном смысле стал началом ее прощания с любимым человеком – Григорием Орловым, оказавшимся не столь предусмотрительным, как граф А. Г. Разумовский, и уже помышлявшим о получении, по крайней мере, великокняжеского титула, об официальном браке с самодержицей всероссийской. Екатерину снова хотели использовать как средство: это становилось для нее очевидным.

Нет, сподвижники Екатерины не оказались в тюрьме, не были казнены, как нередко случалось с теми, кто помогал монархам прийти к власти и уже поэтому становился для них опасным. Орловы будут обласканы, получат титулы и земли, более того, еще не раз у них будет возможность снова проявить свои недюжинные организаторские таланты, но реальной власти над страной никогда не получат.

«Divide et impera» (лат. «Разделяй и властвуй») – этому макиавеллиевскому правилу Екатерина следовала не реже, чем советам Монтескье, маневрируя между партиями Орловых и Паниных, а позднее – сохраняя панинскую партию как противовес Потемкину. Хорошо знавший императрицу принц Ш.-Ж. де Линь писал: «Она умела употреблять в свою пользу все, даже и противоборство страстей человеческих».

Пожалуй, лишь в последние годы своего царствования стареющая Екатерина изменила этому правилу, и после смерти Потемкина партия Зубовых, не обладавших особенными государственными талантами, оказалась вне всякой конкуренции, что имело заметные отрицательные последствия для страны.