О вере, неверии и сомнении

Будущий иерарх родился в 1880 году в Тамбовской губернии, в Кирсановском уезде, в большой и дружной крестьянской семье. В миру его звали Иван Афанасьевич Федченков. А всего у его родителей, Афанасия Ивановича и Наталии Николаевны, было шестеро детей. И каждому из них бывший дворовый человек господ Баратынских и дочь сельского дьякона сумели дать образование, высшее или среднее. Но главное не в этом, хотя, решив дать всем детям образование, родители вступили на путь настоящего жизненного подвига, обрекли себя на постоянный напряженный труд и на многие лишения. Ведь и тогда, во времена благополучные, не текла земля русская молоком и медом. В основе всякого преуспеяния лежал труд. А еще – молитва. И родители сумели дать детям своим это главное сокровище – веру, без которой невозможна ни молитва, ни упование. Вера эта зарождалась в душах детей с первых сознательных шагов, была поначалу простой, “детской”, затем, естественно развиваясь, росла вместе с человеком, проходила многие стадии, крепла с годами, становилась зрелой и осознанной: направляла и укрепляла в трудные минуты. В этой простой, самой обычной (таких было множество) семье росли в подлинном смысле гармонично развитые люди – верующие и знающие. Вера и знание – любовь к ним с юных лет была присуща Ване Федченкову. Она определила его жизненный путь монаха и богослова, поставила его на высшие ступени церковной иерархии. И наверное, очень важно, что будущий владыка рос в атмосфере веры живой, действенной, вдохновляющей на ежедневные, с первого взгляда маленькие и незаметные подвиги. “Святая бабушка Надежда” – смиренная и глубоко верующая, добрая и кроткая, живущая не для себя, а для ближних. Мать-труженица, положившая жизнь на воспитание детей. Сама атмосфера семьи, с ее ежедневным самоограничением будней и радостными праздниками – все это накладывало свой благодатный отпечаток на душу мальчика, очень рано почувствовавшего свое призвание, узнавшего дорогу в храм Божий.

Образование свое будущий владыка начал в земской школе, потом учился в Кирсанове, в городском училище. Затем – духовное училище в Тамбове и Тамбовская семинария. В 1903 году Иван Федченков стал студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии, а на последнем курсе принял монашество и получил в иночестве имя – Вениамин. Годы учебы, первые шаги на монашеском поприще, друзья и наставники – все это осталось в памяти владыки Вениамина на всю жизнь. И часто в своих произведениях он возвращается мысленно к годам молодости, с благодарностью вспоминает это время. Но в этих воспоминаниях уже зрелого, умудренного духовным и житейским опытом человека, мудро и трезво оценивающего прожитые годы, звучат тревожные нотки. Да, кончено. Замечательные люди окружали иеромонаха Вениамина. Его наставником был архимандрит Феофан (Быстров), впоследствии архиепископ, – духовник царской семьи, человек глубокой веры и мощного интеллекта. В академии о. Феофан занимал тогда должность инспектора. А ректором был архиепископ Сергий (Страгородский) – будущий патриарх Московский и всея Руси. Среди товарищей о. Вениамина по академии было немало близких ему по духу людей, искренно желавших служить Богу и людям, одолевших нелегкую богословскую премудрость. Но все же и о себе самом, и о многих людях, живших рядом и, казалось бы, искавших того же, что и он, владыка делает неутешительный вывод: “Нет, не горели мы, не горели”… Здесь – ключ к разгадке многих загадочных для нас, открывающих собственную недавнюю историю, вопросов: этой, исполненной горечью фразой митрополит Вениамин вскрывает важную духовную причину, точнее – одну из причин страшной трагедии, сопутствовавшей бедам революций и войн. Трагедии – отпадения от Бога и Его Святой Церкви, трагедии, которая, увы, не закончилась и продолжает приносить свои горькие плоды. Не горели… Даже те многие тогда еще люди, стремившиеся в своей жизни к познанию Бога, к следованию светлым началам Православия, не горели. И как это ни покажется странным, а может быть, даже чудовищным сегодняшнему “цивилизованному”, “современному”, или, как говорили во времена владыки Вениамина, “передовому” человеку, живущему по законам “мира сего”, – “не горели”, потому что подчинили веру рассудку; предпочли опыт внутреннего богопознания голому интеллектуальному буйству. Попытались обосновать с помощью законов познания естественного мира непознаваемое, объяснить необъяснимое… Рационализм вторгался и овладевал сферой, в которой он просто неприменим.