О верности крыс

А остальным — хоть бы хны, проходит всё, как ветер сквозь волосы. Как они не видят, куда мы все идём? Лорд вроде бы что-то видит, а не делает. Я тоже не делаю, но я — что ж я, я только и могу, что реветь да надираться, а он может вырваться, да не хочет. Видит, что делается, но не хочет. И бес его знает, что его держит: присяга, что ли? Впрочем, всех нас держит одно и то же. Одна и та же. Хриссэ вот ушёл, не побоялся. Показывается иногда, приказы выполняет, делает вид, что её, что остался. А сам — ушёл. И ничего она не сказала.

— Зрд… Да здрсвт…

За неё. Чтоб она сдохла.

И не кривись, не кривись, сама знаю, что сама виновата. Сама продала душу за кусок хлеба. Не, какого, к бесям, хлеба! Замка кусок, да ещё такой, что половина придворных обзавидовались. Вот что бы их усадить сюда, не меня? Им всё равно, а я сдохну.

О, пришли по мою душу.

Тидзана о-Кайле

2282 год, 15 день 5 луны Ппн

Ивовый дом, Эрлони

Тидзо сорвалась с места, не дослушав, и помчалась мимо мамы в коридор и вниз по ступенькам. Мама шла следом, чуть слышно шурша мягкой обувью по полу. На повороте ступенька вывернулась из-под ноги Тидзо и ударила в бок. Девчонка возмущённо ойкнула, заревела и продолжала реветь, пока не подошла мама. К удивлению и некоторой даже обиде Тидзо подошла она спокойно и не кинулась утешать, а присела рядом на корточки. Некоторое время сидела молча, пока Тидзо возмущённо всхлипывала, потом сказала:

— Ну, вставай.

Тидзана удивлённо подняла на неё зарёванное лицо, замолчав на мгновение, и готовая в любой момент расплакаться снова, и громче прежнего.

— Бо-оольно! — пожаловалась она, шмыгая носом в надежде, что мама всё же проникнется.

Не прониклась:

— Но идти-то надо, — рассудительно сказала она. — Вставай, солнышко.

Взъерошила короткие вьющиеся волосы девочки и встала.

— Или тебе не надо гостя встречать?

Тидзана напоследок потянула носом и встала. Деловито отряхнула юбку и посмотрела на маму. Мама улыбнулась, достала платок, присев снова, и вытерла ей заплаканное лицо. В свою комнату Тидзо в итоге спустилась степенно и хмуро, на радость няньке, которая суетливо топталась возле стола. Вен сидел у неё за спиной боком на жёсткой скамейке с деревянной спинкой и откровенно скучал, болтая ногами и разглядывая потолок. При виде Тидзо оживился.

— Ладно, мелкие, я пойду, — сказала мама. Наклонилась к Тидзо: — Не дразни няню, слышишь?

— Слышу, — легко кивнула Тидзо, глядя честными глазами. Мама покачала головой и вышла.

— Привет, — сказала Тидзо, подсаживаясь к Вену. — А ты что, совсем один пришёл, без Хриссэ?

— У папы дела какие-то, — начал Вен, но нянька его перебила:

— Тидзана, нельзя важного человека называть каким-то детским прозвищем!

— Ой, не могу! — рассмеялась Тидзо, откидываясь назад, опираясь на руки. — Это Хриссэ важный? У нас дворник важный, как глаза выпучит, пузо выпятит, так важнее некуда! А Хриссэ ничего не важный!

Нянька шагнула к ней, чтобы схватить за руку, но Тидзо увернулась, соскочила со скамейки и отбежала к столу.

— Нельзя так говорить!

— Бе-бе-бе, можно подумать! Он мне сам разрешил! — сказала Тидзо, усаживаясь на стол и с удовольствием следя за нянькиной реакцией.

— Ты как себя ведёшь, противная девчонка! — пророкотала нянька, нависая над ней. — Кто тебя такую замуж возьмёт!

— Бе-ээээ! — ответила противная девчонка, показывая язык, кувыркнулась со стола на пол по другую его сторону и скорчила рожу оттуда.

— Тьфу! — в сердцах сказала нянька.

— А можно нам немного чаю? — вежливо спросил Вен у неё за спиной. — Пожалуйста.

Нянька от неожиданности вздрогнула, но на вежливого мальчика посмотрела ласково.

— А сейчас, обязательно, — сказала она с тем особым неестественным оскалом, который старательно надевают взрослые, общаясь с детьми. Вен вежливо улыбнулся в ответ.

— А печенек мы хотим? — с тем же оскалом спросила нянька, наклоняясь к Вену.

— Печенек? Очень хотим! — сказал вежливый мальчик. Подумал и добавил: — Пожалуйста. — Подумал ещё и снова добавил: — Спасибо большое.

— Вот умничка! — обрадовалась нянька. — Такой хороший воспитанный мальчик, вот ты же старший, ты скажи этому пугалу: кто ж её замуж такую возьмёт! Надо себя хорошо вести!

— Тидзо, иди сюда и сядь смирно! — сказал Вен, делая страшные глаза.

— Ой-ой-ой, раскомандовался! — весело откликнулась Тидзо, перебираясь через скамейку. Нянька, довольная жизнью в целом и своими воспитательными способностями в частности, радостно ретировалась в дальний угол к жаровне с чайником и загремела посудой.

— Чего? — тихо спросила Тидзо, подойдя. Вен показал глазами в сторону двери. Тидзо кивнула, они подождали немного и тихонько стали пробираться вдоль стеночки к выходу, задерживая дыхание и поминутно оглядываясь, чтобы напряжённо следить за широкой нянькиной спиной.

— Ах ты ж! — вскрикнула нянька, неудачно схватившись за горячие щипцы для угля. Тидзо дёрнулась и чуть не уронила стул. Вен сердито на неё зыркнул, но нянька не обернулась, и дверь не скрипнула, закрываясь за ними.

— Вон в том углу палка-тушилка! — страшным шёпотом сказала Тидзо, подпирая дверь.

— Какая палка?