Позже Сергей Васильевич прикупил домик в Носово. Понравилось тут. В полях да оврагах полно разнотравья всякого медоносного для пчел, большой сад, где и поставил ульи, крепкий еще пятистенок. Приобретя жилье, в общем, под пасеку, постепенно привязался к этому месту, хотя поначалу не хватало леса и настоящей реки, на которой вырос. Уединенность, тишина, редкие приезды соседей, занятие по душе — что еще надо, если всё уже было и наступила пора зрелой созерцательности, когда ничего не изменить и остается лишь принять, как есть.
Сергей Васильевич, увидев направляющегося к нему гостя, решил подождать его, сидя на скамье перед домом, подставив лицо заходящему солнцу. Интересное лицо: удлиненный овал, прямой, довольно крупный нос, умные зелено-карие глаза, красивой формы седая бородка, выдающая в ее хозяине непростой склад. Если Петрович здорово напоминает актера Маркова, то Васильич похож сразу и на Кикабидзе, и на Мережко, и на Козакова. Прежде всего бородкой. И непонятно по виду, то ли грузин он, то ли представитель малого народа, то ли еще кто. Одно, впрочем, можно сказать точно: не китаец и не татарин.
— Здорово, Васильич! — Петрович пожал протянутую руку.
— Здорово!
— Что нового? Пчелы-то у тебя как, роились сегодня?
— Да, вышел один рой, килограммов на пять.
— Ох ты! Надо же! На пять? — недоверчиво уточнил «коллега по цеху». — А у меня сегодня по нулям.
— Так взяток идет, погода не роевая. Это моим взбрендило что-то.
— Да, точно. Взяток — у-у какой сильный. Тяжеленные летят, какие и промахиваются, в траву падают, не долетев.
— А как твои помидоры с огурцами? Поди, солите вовсю, — пошутил Сергей Васильевич.
— Да не, куда там. Огурцы-то едим, давно уж. А помидоры буреют только. Но много их.
— Да у тебя всегда всего много, — улыбнулся Васильич.
— Да это всё Ольга у меня, сам знаешь. Целыми днями возится в саду да в теплице. Цветов насадила, я в жизни таких не видал. Овощей всяких. Мы ж как раньше? Картошку, моркву со свеклой, ну, пупырчатых этих. А у Оли и сельдерей растет, и репа, и капусты всякой разной, и кабачки, и синенькие. Ох и охочая она у меня до огорода, — последнее произнес с гордостью.
— Да, повезло тебе с ней, — согласился Васильич.
— Ну и тебе грех жаловаться на свою. Только и слышно, как она тебя зовет: Сережа да Сереженька. Ласковая, по всему видать, приветливая. А, кстати, что-то нет ее сегодня…
— Да в городе осталась, по делам. Завтра заберу.
— А-а, понятно.
— А ты будто расстроенный чем-то, Петрович. Случилось что?
— Да, знаешь, Васильич, — будто сухая трава по весне от случайной спички, вспыхнул тут же Петрович, — терпения у меня нет на этого зятя. Вот что он себя выкобенивает, скажи?
— Это который? Старшей дочери муж? — уточнил Васильич.
— Ага, ее, дуры. «Вадюша», — передразнил он дочь и сплюнул. — Тьфу ты, прости Господи, «Вадюша». Бугай, лосяра здоровый, бестолковый, а как выпьет — вообще дурак дураком. И за что его Татьяна любит, не знаю. Пылинки прямо сдувает: Вадик, Вадюша… А по мне так говно говном.
— Эх, Петрович, не понимаешь ты ничего! Видел я твоего зятя. Рожа смазливая. Ходит павлином, нос задрал, ну прямо король, а сам смотрит — все ли заметили, как он хорош? Это, друг мой, тип такой. Высокоранговый и высокопримативный самец называется.
— Как-как? Самец — это понятно, раз мужик. А это… высокий… примитивный? — попытался произнести новое для себя слово Петрович.
— Да нет же, высокопримативный, — повторил Сергей Васильевич. — Хотя твоя оговорка — по Фрейду. Примитивность в этом есть, конечно.
— Так, ты что-то больно много зараз мудреных слов сказал. Погоди, не гони шибко. А этот… как его ты назвал — Фред…
— Фрейд, — поправил его Васильич.
— Ну, я и говорю: Фред, он кто? Тоже из этих… высоко…примитивных?
— Он ученый, врач, основоположник психоанализа…
— А-а, псих. Понятно, — тут же сделал вывод Иван Петрович.
— Да нет же, скорее спец по психам. Но не совсем. Он объяснял, почему мы поступаем так или иначе, на чем это основывается.
— Ну-у, удивил. Да я завсегда знаю, почему. Если есть охота, значит — голодный, спать — значит, ночь пришла, ну а выпить охота — тут, брат, и правда, причин может быть не одна. Вот как сегодня. Вот до чего довел меня этот, как ты говоришь?..
— Высокопримативный самец, — подсказал Васильич.