О Викторе Некрасове

Она щедро делилась своими знаниями. Помню, как в первый раз пришла с Виктором Платоновичем к нам, когда у меня родился сын. Лишь за несколько дней до того вернувшись из роддома, я только обретала навыки новоявленной мамы. Получила уже немало советов от окружающих, что ребенка надо крепко пеленать, вытянув по струнке его ручки и ножки, — тогда, мол, и ноги будут стройными, и спать будет спокойно, иначе станет размахивать руками и будить себя, а то, гляди, еще и лицо себе исцарапает. Услышав всё это от меня, Зинаида Николаевна в недоумении развела руками: «А ну-ка давай я тебя попробую так спеленать, в позе оловянного солдатика, — уснешь ли ты и долго ли выдержишь такое истязание? А потом все звереныши, и котята, и медвежата, разве себя царапают?» И тут же быстро и ловко запеленала ребенка снизу до пояса так, чтобы ножкам было свободно. Ручки же оставались совсем на воле. И добавила: «В любую пору года и при любой погоде ребенок должен быть на воздухе не менее трех часов».

Мне всегда казалось, что Зинаида Николаевна постоянно пребывает в одном и том же возрасте на протяжении многих лет. «С годами человек не стареет, — говорила она, — а лишь взрослеет, и в этом прелесть, ибо у каждого возраста свое мироощущение, свое восприятие действительности». Она была достойной иллюстрацией этих слов.

Виктор Платонович любил всюду бывать с мамой — в гостях, на отдыхе, в доме творчества, в театре и концерте. В Зинаиде Николаевне жила неуемная молодость души, и, возможно, поэтому сын и мать были не только большими друзьями, но, казалось, и сверстниками, единомышленниками.

В то же время мнения Зинаиды Николаевны и сына по тому или иному вопросу часто расходились, и тогда начинались жаркие прения. Как правило, мама задавала тон, а у Виктора Платоновича срабатывала привычка не соглашаться слишком легко с иным мнением. Сколько же прелести было в таких дискуссиях!

Зинаида Николаевна, врач по специальности (один вуз она закончила в России, другой — за рубежом) очень много энергии отдавала другим людям. Человек не бытовой, она была неприхотлива в выборе житейских удобств, предпочитала не сосредоточивать внимание на мелочах жизни и, о чем бы ни заходила речь, умела уводить от них собеседника, поднимала его до уровня настоящих ценностей человеческой жизни.

У Виктора Платоновича, несомненно, многое было от мамы. Человек с сильным характером и в то же время добрый и чувствительный, он невольно привязывал к себе каждого, способного понимать и ценить эти высокие человеческие качества. Ему органически было присуще умение не быть мелочным, проявлять великодушие. Истинная доброта — это ведь не уступчивость, а умение прощать проступок ближнего, не прощая собственной вины.

Он дорожил честью, тем представлением о себе, как о человеке и художнике, которое сложилось в нем и в писательской среде, и в самом широком кругу общества. Он никогда не принижал себя, знал себе цену, но относился к этому обстоятельству с достойным спокойствием.

В последний раз мне довелось встретиться с Виктором Платоновичем накануне его отъезда за рубеж. Встреча была случайной, на улице Ленина, в почтовом отделении. Я отсылала конверты с авторефератами своей диссертации перед ее защитой. Моя научная тема касалась особенностей художественного почерка писателей-фронтовиков, в их числе и Виктора Некрасова. Приглашаю его на защиту, а он отвечает, что пришел бы охотно, но завтра уезжает.

Вид у него был непривычно усталый и подавленный. Хотелось чем-то его подбодрить, и я поторопилась сказать, что в последнее время прочла немало лестных отзывов о его книгах в некоторых периферийных журналах. Помню, он ответил: «Каждому приятны хорошие отзывы прессы, но для меня самый строгий и самый придирчивый судия — я сам. А потом всё это теперь не имеет значения, этого не захотят уже обо мне услышать».

Спросила, надолго ли едет. Сказал: «Пока на два года, а там — как знать…»

Уезжал он со своей семьей. Мамы уже не было. Женой стала былая в молодости его любовь, давняя знакомая, с которой он когда-то работал в Ростовском театре. Не хотелось верить, что расстаемся мы с ним надолго, а оказалось — навсегда.

После отъезда Виктора Платоновича стало как-то пусто, пришло понимание того, что его отсутствие — это нехватка чего-то очень важного и нужного для жизни.

Жадно вчитывалась в пробивавшиеся в периодической печати строки о последних днях его жизни на чужой земле…

Киев, 1991

Озеров Лев Терпение — мужская работа

Не так просто установить время нашей первой встречи. Примерно: 1931—1932. Место первой встречи — большая комната одноэтажного дома Союза писателей Украины на углу Пушкинской и Ленина. Здесь собирались студенты, библиотекари, журналисты, люди разных профессий, пробовавшие писать — кто в стихах, кто в прозе, кто робея, кто самоуверенно. Руководил этими нечастыми собраниями писатель Дмитрий Эрихович Урин.