Читаем О Владимире Ильиче Ленине полностью

Как на воле Владимир Ильич стоял в центре всей работы, так и в тюрьме он был центром сношений с волей. Характерна была заботливость Владимира Ильича о сидящих товарищах[2]. В каждом письме на волю был всегда ряд поручений, касающихся сидящих: к такому-то никто не ходит, такому-то передать на свидании через родственников, чтобы искал письма в такой-то книге тюремной библиотеки, на такой-то странице, такому-то достать тёплые сапоги и пр. Он переписывался с очень многими из сидящих товарищей, для которых эта переписка имела громадное значение. Письма Владимира Ильича дышали бодростью, говорили о работе. Получая их, человек забывал, что сидит в тюрьме, и сам принимался за работу. Я помню впечатление от этих писем (в августе 1896 года я тоже села). Письма молоком приходили через волю в день передачи книг — в субботу. Посмотришь на условные знаки в книге и удостоверишься, что в книге письмо есть. В шесть часов давали кипяток, а затем надзирательница водила уголовных в церковь. К этому времени разрежешь письмо на длинные полоски, заваришь чай и, как уйдёт надзирательница, начинаешь опускать полоски в горячий чай — письмо проявляется (в тюрьме неудобно было проявлять на свечке письма, вот Владимир Ильич додумался проявлять их в горячей воде), и такой бодростью оно дышит, с таким захватывающим интересом читается.

Этот петербургский период работы Владимира Ильича был периодом чрезвычайно важной, но невидной, по существу, незаметной работы. Он сам так характеризовал её. В ней не было внешнего эффекта. Вопрос шёл не о геройских подвигах, а о том, как наладить тесную связь с массой, сблизиться с ней, научиться быть выразителем её лучших стремлений, научиться быть ей близким и понятным и вести её за собой. Но именно в этот период петербургской работы выковался из Владимира Ильича вождь рабочей массы.

В тюрьме Владимир Ильич провёл больше года. А затем был приговорён к ссылке на три года в Сибирь. Отбывал он ссылку в селе Шушенском.

Надежду Константиновну тоже приговорили к ссылке на три года в Уфимскую губернию. Ей удалось добиться разрешения отбывать ссылку в Шушенском с Владимиром Ильичём. В ссылку с нею поехала её мать Елизавета Васильевна Крупская, которая всю жизнь прожила вместе с ними.

<p>ССЫЛКА</p><empty-line></empty-line><p><image l:href="#i_007.png"/></p><empty-line></empty-line>

В село Шушенское, где жил Владимир Ильич, мы приехали в сумерки; Владимир Ильич был на охоте.

Мы выгрузились, нас провели в избу.

В Сибири — в Минусинском округе — крестьяне очень чисто живут, полы устланы пёстрыми самоткаными дорожками, стены чисто выбелены и украшены пихтой.

Комната Владимира Ильича была хоть невелика, но также чиста. Нам с мамой хозяева уступили остальную часть избы.

В Шушенском из ссыльных было только двое рабочих — польский рабочий Проминский и питерский рабочий Оскар[3]. С нами жила моя мать, которая нам во всём сочувствовала и помогала как могла. Проминский был в ссылке тоже не один. С ним была жена. У них было пятеро детей. Все мы часто виделись. Проминский очень хорошо пел польские революционные песни, дети подпевали. Владимир Ильич, очень охотно и много певший в Сибири, мама и все другие подтягивали ему. Пел Проминский и русские революционные песни, которым учил его Владимир Ильич.

Мы порядком-таки попривыкли к нашим шушенским товарищам, если почему-либо не придёт какой-нибудь день Оскар или Проминский, так точно чего-то не хватает.

Был у Владимира Ильича один знакомый крестьянин, которого он очень любил, — Журавлёв, чахоточный, лет тридцати. Журавлёв был раньше писарем. Владимир Ильич говорил про него, что он по природе революционер, протестант. Журавлёв смело выступал против богатеев, не мирился ни с какой несправедливостью.

Другой знакомый Ильича был бедняк, с ним Владимир Ильич часто ходил на охоту. Это был самый немудрый мужичонка — Сосипатычем его звали; он, впрочем, очень хорошо относился к Владимиру Ильичу и дарил ему всякую всячину: то журавля, то кедровых шишек.

Через Сосипатыча, через Журавлёва Владимир Ильич изучал сибирскую деревню.

Мы с мамой насадили всякой всячины (даже дынь и помидоров), и мы давно уже едим редиску, салат, укроп. Сад тоже развели, резеда цветёт, а остальные цветы (левкои, душистый горошек, маргаритки, анютины глазки, флоксы) ещё имеют цвести в более менее отдалённом будущем, всё же сад и маме доставляет удовольствие.

Праздник Первого мая

Помню, как мы встречали Первое мая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее