О войне. Части 5-6

Даже в 1812 г., в этом грандиознейшем из всех походов, вначале не было недостатка в ложных устремлениях, исходивших из неправильно понимаемого масштаба. В главной квартире в Вильне была партия влиятельных лиц, настаивавших на сражении близ границы, дабы безнаказанно не попиралась русская земля. Что это сражение может быть проиграно, что оно будет проиграно, эти люди хорошо понимали; ибо хотя они и не знали, что на 80000 русских двинутся 300000 французов, но все же им было известно, что надо предполагать у неприятеля значительное превосходство в силах. Главное заблуждение заключалось в значении, придававшемся этому сражению; они полагали, что это будет только проигранное сражение, не отличающееся от многих других; между тем почти с полной уверенностью можно было утверждать, что это важнейшее решительное столкновение близ границы вызвало бы целый ряд еще других явлений. Даже лагерь в Дриссе являлся мероприятием, в основе которого лежал совершенно неверный масштаб оценки противника. Если бы на нем остановились, то пришлось бы дать себя отрезать со всех сторон и окончательно изолировать, а затем у французской армии нашлись бы все средства, чтобы заставить русскую армию положить оружие. Инициатор создания[185] этого лагеря не имел в виду действительного масштаба сил и воли.

Но и Бонапарт порой руководился ложным масштабом. После перемирия 1813 г. он рассчитывал сдержать второстепенные армии союзников (Блюхера и наследного принца шведского) корпусами, которые хотя и были недостаточно сильны, чтобы оказать действительное сопротивление, но все же могли дать осторожному командованию достаточный повод ни на что не решиться, что часто можно было наблюдать в прежние войны. Мысль его не остановилась в достаточной мере на той реакции, которую должны были вызвать глубоко укоренившаяся ненависть и грозная опасность, под воздействием которых находились Блюхер и Бюлов.

Вообще Бонапарт всегда недооценивал предприимчивость старика Блюхера. Под Лейпцигом один Блюхер вырвал у него из рук победу; под Ланом Блюхер мог бы его уничтожить, и если этого не случилось, то вследствие обстоятельств[186], вовсе не учитывавшихся Бонапартом. За эту ошибку его постигла, наконец, кара под Ватерлоо, разразившаяся громовым ударом.