О волшебной сказке

— могут производить Фантазию с реализмом и непосредственностью, которая свыше объяснения каким-либо человеческим механизмом. В результате их обычный эффект (производимый на человека) — выше, чем Вторичная Вера. Если вы участвуете в драме Фаерии, вы сами находитесь или думаете, что находитесь, во Вторичном Мире. Опыт такого участия может быть сродни Сновидению и (как может показаться) иногда (для человека) смешиваться с ним. Но в Драме Фаерии вы находитесь во сне, который чей-то другой разум передает вам, и знание этого тревожного обстоятельства может оказаться выше вашего понимания. Переживание напрямую является Вторичным Миром: зелье слишком сильно, и вы уделяете ему Первичную Веру, несмотря на чудесность событий. Вы обмануты — входит ли это в намерения эльфов (всегда или в каких-либо случаях), это уже другой вопрос. Сами они, в любом случае, не обманываются. Для них это некая форма Искусства, не зависимая от Волшебства или Магии, именно так и называемых. Они не живут в нем больше времени, чем актеры человеческой породы. Первичный Мир для людей и эльфов един, даже если он воспринимается по-разному и имеет различные значения.

Нам необходимо слово для этого эльфийского искусства, но все слова, которые можно приложить к нему затуманены и перепутаны обозначением других вещей. Магия просится в руки, и я уже использовал ее выше (см. стр. 6), хотя это не следовало бы делать: Магию надо оставить для Магов. Исскуство — это человеческое действие, которое попутно (необязательно его единственное или главное действие) производит Вторичную Веру. Искусство того же сорта, может быть, только более мастерское и легкое, эльфы тоже могут использовать, по крайней мере, так говорится в сообщениях; но более могущественное и специфическое эльское мастерство я хочу, за неимением менее сомнительных слов, назвать Очарованием. Очарование производит Вторичный Мир, в который и создатель, и зритель могут войти, который дает полное удовлетворение их чувствам, пока они находятся внутри; но это в чистом виде искусственный мир по своим намерениям и целям. Магия производит, или притворяется, что производит, альтернативу Первичному Миру. Неважно, кому приписывают магические действия — фэйри или смертному — они остаются отчетливо отделенными от предыдущих двух понятий; магия не искусство, но приемы, ее целью является власть в этом мире, господство вещей и желаний.

К этому эльфийскому мастерству, Очарованию, стремится Фантазия, и когда это стремление бывает успешно, в любых формах человеческого искусства, она приближается к нему. В сердце многих человеческих историй об эльфийском обмане, открытом или тайном, чистом или с примесями, лежит желание живого, реализованного искусства со-творения, которое (конечно, по большей части внешне может походить на нее) внутренне полностью отлично от жадной эгоцентрической силы — признака обычной магии. Из этого желания в своей лучшей (но все равно опасной) части и состоят эльфы; именно от них мы можем узнать то, что является главным намерением и стремлением человеческой Фантазии — даже если эльфы, более того, потому что эльфы есть всего лишь предмет человеческой Фантазии. Это созидательное желание подделывается обманщиками, будь то невинные, но грубые приемы людских драматургов или злонамеренные надувательства магов. В нашем мире они не удовлетворяются и потому непреходящи. Неподкупное, оно не ищет ни иллюзий, ни колдовства, ни господства, оно ищет тех, кто готов поделиться богатством, партнеров в созидании и наслаждении, а не рабов.

Для многих Фантазия, это со-творческое искусство, которое играет странные шутки с миром и всем, что в нем есть, комбинируя существительные и переопределяя прилагательные, кажется подозрительным, если не незаконным. Некоторым оно кажется в конечном счете детскими глупостями, вещью подходящей для людей или народов в пору молодости. Что до законности, то я не буду говорить об этом ничего, только процитирую короткий отрывок из письма, которое я однажды написал человеку, называвшему мои мифы и волшебные сказки «ложью», хотя, надо отдать ему должное, он был чересчур добр и весьма смущен, чтобы обозвать создание волшебных сказок «Серебряным дыханием лжи».

«Дорогой сэр, — писал я, — Хотя в изгнаньи долго находился Человек еще не весь потерян и не весь изменился, Опозорен, может быть, но не повержен и сохранил частицу царственности, которой обладал: Человек, со-Творец, преломленный им Свет Из простого белого превращается во множества оттенков, и бесконечно сочетаются они в живых формах, передаваемых от ума в уму. Пусть все трещины мироздания мы заполнили Эльфами и Гоблинами, и мы отважились создать Богов и их жилища вне света и тьмы, и посеяли семена драконов — это было наше право (использованное или нет). Это право не сгнило: мы все еще творим по тем законам, по которым сотворены сами».