Поэтому у нас естественно: если на человеке не лежит реальная ответственность, никакая сила не подвинет его на почин и работу. Ну, а что можно говорить о ребятах, биографии которых почти не содержат в себе трудовые моменты. Самодеятельность в таком случае становится действительно делом змеиной хитрости.
Молодые, неопытные воспитатели имеют много хороших сторон, но между ними главная: они составляют естественный здоровый фон для развития не деланной, не показной, а настоящей самодеятельности.
Когда такой молодой воспитатель вступает на дежурство, его беспомощность бросается в глаза прежде всего. Ему так трудно разобраться в сложных и трудных условиях хозяйства и работы, что он жадно хватается за каждую соломинку в надежде не утонуть в одном из многочисленных морей, по которым ему приходится плавать: хозяйственном, организационном, педагогическом, рабочем. Если он человек не глупый и не вздумает корчить из себя начальство, он просто и весело отдастся уже существующей, уже окружающей его стихии хозяйственного опыта, который накопился в коллективе. В таком случае никто и никогда не обвинит его в упущении, если это не будет явная халатность.
И вот:
- Как же это? Хлеб, значит, не будет готов к обеду? - спрашивает дежурная.
- Да мы не виноваты, Елена Григорьевна. Это Михаил Павлович забыл купить дрожжей.
Елена Григорьевна смущенно молчит, потому что не знает толком, не виновата ли и она во всей этой трагедии.
Она молча уходит из пекарни. Ясно, что обед запоздает, виновата она или не виновата.
Где-нибудь в уголке канцелярии, в которой обычно собирается в свободную минутку верхнее колонийское общество, или в клубе вдруг открывается: обед запаздывает на целый час. Кому же в голову придет предьявить иск к молодой дежурной или по крайней мере надеяться, что она примет меры против дрожжевого кризиса? Вся колония уже чувствует с утра, что колесо в колонийской жизни катится как-то неуверенно. Кое-кто обязательно попытается этим воспользоваться (и не всегда одни воспитанники), но старым колонистам яснее ясного, что ответственность ложится на них, никто с молодого работника не спросит.
В том же углу канцелярии уже резкий голос:
- А почему у вас хлеб не готов? Дрожжей не купили? А ты сам не можешь в деревню сбегать?
- Да они только носы там задирают, на пекарне. На деревню он пойдет? Ему что? Нет и нет. Не его дело.
- А ты на деревне покупал часто дрожжи?
- Покупал. А если и не на деревне, так что? Сами не можете сделать? Большая хитрость, каждая баба знает.
- Да как же их делать?
- Не знаете? Языка нет?
- А ты у своей знакомой барышни спроси. Будет о чем поговорить при встрече...
Расходятся, ничего не решивши.
Обед запаздывает. Дежурная уже мечется с проклятым вопросом, давать ли сигнал на обед или задержать работу. Ну, а как тогда будет со второй сменой школы? В дежурстве и другие промахи, но чувствуется в воздухе, что где-то совершаются частые удары пульса самодеятельности, что много вопросов уже разрешено, что на местах, в отрядах, в пекарнях, конюшнях уже мобилизована хозяйская энергия коллектива. В общем шуме колонийской машины к вечеру прорвется маленький гром.
Вечернее собрание. Рапорты командиров.
- Почему не взяли вовремя сапки?
- Огородника не было, некому было выдать.
- Огородник!
- Меня позвала дежурная.
- Ты еще на кого другого сверни. Три года живешь в колонии, а дураком прикидываешься.
- Бедный.
- Выдай сапки и иди, куда тебя звали.
В пекарне 15-й отряд на общее собрание послал помкомандира, чтобы он отдувался за опоздание с обедом, а сами спешат наверстать беду: готовят дрожии, а для совета и экспертизы вызвали Елизавету Федоровну: весело, шумно, радостно.
Помкомандир 15-й на собрании кое-как отбивается:
- Ну так что ж! Сейчас наши делают!
- А командир где?
- Да там же, с дрожжами с этими.
Дежурная, уставшая за длинный день, смотрим в веселое лицо помкомандира 15-го, и ей уже не так страшно в этой колонии.
Окончился день.
Руль попал в слабые руки. Его деликатно и по-мальчишески весело поправят колонисты-хозяева. У них озабоченный вид, но эта озабоченность только маска, прикрывающая хорошую человеческую мину. Логика хозяйства требует, чтобы руль был поставлен правильно, и они чувствуют в себе силы его поправить. Чувствуют это и старики, видят и новенькие, и они проникаются уважением к этим горьковцам, которые так охотно принимают на себя ответственность за такое серьезное дело: дрожжи.
Изо дня в день совершается эта узурпация власти и распорядительства. Елена Григорьевна когда-то станет опытной воспитательницей, но те, кто ее учил в первые дежурства, всегда будут улыбаться ей, как опытные морские волки.
Чередование дежурств старых и молодых воспитателей - это лучшая симофния музыки жизни детской трудовой колонии.