О возвышенном

В первых шести главах, составляющих введение, основная тема трактата перемежается с рассуждениями о стилистических погрешностях и ошибках, в результате которых создается ложное представление о возвышенном.

Следующие тридцать четыре главы посвящены анализу основных «источников», или «частей», возвышенного. Порядок глав обусловлен ролью «источников» в создании возвышенного произведения. Первое место отводится величию мысли и силе чувств. Последняя названа в сочинении пафосом, и автор обещает рассмотреть его в другом месте, поэтому этот второй источник в трактате специально не разбирается. Величие мысли и сила чувств свойственны человеку, и ими он наделен от природы. Три прочих «источника» необходимы для того, чтобы суметь выразить возвышенные мысли и чувства и приобщить к ним других людей. Величие замысла автора и сила его чувств раскрываются с помощью художественного мастерства, которым можно овладеть в результате изучения и закрепить практикой после длительного и упорного труда. В мастерстве проявляется искусство художника слова, его профессионализм, обозначаемый греческим словом. К нему Псевдо-Лонгин относит: а) умение пользоваться фигурами мысли и речи, б) «благородство» фразеологии и лексики, в) величественную композицию, единую как для всего произведения в целом, так и для всех составляющих его частей, включая отдельные слова и предложения.

Эти три источника, в отличие от двух первых, подчинены определенной системе правил, выработанных теорией и практикой риторических школ и подкрепленных многовековой традицией.

Автор трактата вступает в борьбу с теми стилистическими излишествами, которыми злоупотребляли писатели и ораторы I в. В поисках новых путей литературы он обращается к славному прошлому своей страны, не забывая, однако, ни на минуту о литературных нормах и потребностях своего времени. Он прекрасно знаком со всеми модными течениями греческой и римской литературы. Он высмеивает напыщенность и выспренность азианцев (III, 1–3), наивную «ребячливость» аттикистов (XII, 4), приводит примеры неуместной патетики (III, 5), разбирает нелепые стилистические причуды (IV), говорит о злоупотреблениях ритмом, заставляющим слушателей вспоминать о плясовых напевах (XI), о неуместной лаконичности и излишнем многословии (XII), о нелепом просторечии (XIII).

Призывая следовать за теми, кто овладел секретами мастерства, которое помогает отличать истинное от ложного и распоряжаться своими природными данными, автор исследует основные приемы мастерства. Обращаясь, например, к учению о фигурах, он не только, подобно своим многочисленным современникам, перечисляет их различные варианты, но стремится установить общую функцию фигур, отыскать их психологическую основу, благодаря которой они привлекают к себе человеческие чувства (XVI, 3; XXII, 4). По-новому подходит он и к вопросу об отборе слов. О природной красоте слова писал Дионисий Галикарнасский, изучая его форму и звучание. Псевдо-Лонгин связывает красоту слова с его значением, а древнее учение о магической силе слова сводит к способности живой речи оживлять бездушные предметы (XXX, 1).

В введении к своему сочинению Псевдо-Лонгин указал наиболее характерные отклонения от общих правил художественного мастерства и продемонстрировал плачевные результаты пренебрежения искусством. Параллельно разбору технических погрешностей стиля он разбирает в заключение вопрос о том, почему в литературных произведениях часто отсутствуют подлинное величие мысли и сила искренних чувств. Стилистические ошибки наносили вред общему впечатлению, но возвышенного не разрушили и были легко устранимы тогда, когда создавались по-настоящему великие произведения, творцами которых были гениальные художники слова. Теперь же, в условиях современного автору испорченного общества, возникновение подлинно возвышенного произведения, как и появление настоящих талантов, стало уже невозможным.

Этой рамочной композицией, возвращающей читателя к начальным главам трактата, автор еще раз подчеркнул глубокие причины, заставившие его обратиться к разбору возвышенного, и отделил их от частного повода – ошибочных положений Цецилия, считавшего основой и сущностью возвышенного нормативные стилистические законы и правила.

5

Сочинение «О возвышенном», чуждое догматизма и педантизма, оставило далеко позади себя все распри риторических школ и направлений. Автор его поставил перед собой вопрос о подлинном величии мысли и перешагнул границы риторики. Его предшественники и современники занимались лишь технической стороной вопроса. Он первый заговорил о психологическом воздействии литературы, вступив в сферу теоретических исследований. Намерения его достаточно четко выражены: он хочет научить хорошо писать, предварительно доказав, что без величественного замысла возвышенное произведение создать невозможно. Он одновременно теоретик и практик, сумевший вдохнуть новый живой дух в обветшалую риторическую систему.