О времени и о себе. Рассказы.

На бытовые темы он не любил говорить, но если разговор касался священного писания и жития святых, тут ему не было равных. Свои доводы обязательно сопровождал пением божественных стихов и молитв. И настолько удачно у него это получалось, что послушать его сходились со всей округи. Особую популярность он приобрел за богослужение по погибшим воинам и во здравие живых. Молва дошла и до района, где в ту пору в средней школе размещался госпиталь для тяжелораненых. Им, видно, надоели ежедневные политбеседы, и они пожелали услышать православное слово. Но так как в округе найти священника было невозможно, а отказать раненым тоже нельзя, то решили пригласить Петра Васильевича. И он пришел. Его провели в палату, где лежали особенно пострадавшие и уже отчаявшиеся вернуться к жизни. Войдя в палату, он огляделся и, убедившись в отсутствии святых образов, вынул из портфеля иконку-складень, поставил на одну из тумбочек и начал службу. Мгновенно все этажи и коридоры наполнились его приятным сочным голосом. Раненые в других палатах всполошились: и кто на костылях, кто на колесах устремились в том направлении. Даже начальник госпиталя со своим замполитом подошли и замерли в оцепенении. А Петр Васильевич, обращаясь к пожилому лежащему бойцу, громогласно произносил : «Да святится имя твое ! Да приидет царствие твое! Да будет воля твоя !» Благодатные слезы умиления текли по щекам бывалого солдата. А божий служитель вдруг запнулся в словах и неожиданно завел всем знакомую песню «Тачанку». Кто слышал раньше о таких фокусах Петра Васильевича, начал посмеиваться, а другие недоуменно открывали рот, но поняв, что такое происходит не случайно, тоже начали хохотать и подпевать главному запевале. Через пять минут весь госпиталь уже гудел, распевая «Трех танкистов». А Петр Васильевич на полном серьезе продолжал креститься и отвешивать поклоны Святой Богоматери. Богослужительный концерт окончился. Пастыря увели в столовую, накормили и на дорогу дали, но больше уже не приглашали. А Петр Васильевич еще какое-то время ходил по окрестным деревням, проповедуя православную веру.

Вдруг слышим, арестовали нашего священнослужителя на железнодорожной станции. Оказалось, его появление в военном госпитале, постоянное нахождение на вокзале, где он ночевал, поездки с воинскими составами от станции до станции возбудили подозрение особых органов. Война ведь идет. Надо быть бдительным. Установили наблюдение и заметили, что после каждого посещения деревни или другого населенного пункта он вынимал из портфеля большую тетрадку и что-то там записывал. Решили посмотреть в эту тетрадь. Подговорили мальчишек, и те утащили портфель вместе со всем содержимым. Сколько ни смотрели чекисты разных калибров, ничего понять не могли. Страницы разграфлены. В начале каждой строчки число и месяц. Дальше идут крестики, черточки, нолики, палочки. Понять не поняли, но нюх подсказывал что-то подозрительное. Похоже на отметки проходящих воинских составов разного назначения. Крестик — санитарный. Нолик — товарный. Палочка — пассажирский. Сверили с железнодорожным расписанием, не сходится. Надо брать самого. Взяли. С ранних лет родители воспитывали у сына бережливость ко всему, что дает человеку Бог.

В доме и в церкви велись специальные книги учета поступления и расхода денежных и материальных средств. Во время всенародных религиозных праздников, а особенно при крестном ходе по деревням, прихожане несли хлебы, просвирки, яички, деньги, и каждый продукт имел в книге свое обозначение, свой символ — знак. Вот эта бережливость и любовь к учету и привели Петра Васильевича в застенок. Следователю объяснял: крестик — это кусочек хлеба, а хлеб — это тело Христа. Нолик — это яичко. Палочка — сухарик и так далее. Но ему не верили и продолжали допытываться. Дело дошло до драки. Били. Оборонялся как мог. Отлетели все пуговицы у пальто. Оторвался бархатный воротник, но он стоял на своем. Плакал. Божился. Проклинал. И не известно чем бы все это кончилось, если бы не вмешались верующие, раненые бойцы из госпиталя. Даже замполит замолвил словечко. Написали письмо-петицию секретарю райкома. Объяснили, доказали и приняли Петра Васильевича из-за решетки в свои объятия. Предупрежденный о немедленном выезде из этого района и обозначенный как шпион, Петр Васильевич распрощался и уехал в неизвестном направлении.

Предсмертное желание

В поисках наиболее тихого уголка для проведения остатка дней своего пенсионного срока я оказался далеко за Семеновом, в тихой лесной деревушке, где, как мне сказали, продается небольшой и дешевый домишко. Сойдя с местного автобуса, я направился к человеку, коловшему дрова.

— Иван Лукич! Да ты ж ли это? — воскликнул я от удивления.

— Я, я, конечно, не удивляйся. Как говорят, земля с землей не сходится, — ответил Лукич.

Жили мы и работали с Лукичем до войны в правобережном горном районе, вдали от Волги. Войну встретили вместе. Он воевал долго. Пришел весь израненный. Я был помоложе и поэтому на фронт не попал. После войны наши пути совсем разошлись.