О времени и о себе. Рассказы.

Витьке этой осенью предстояло идти в военкомат на приписку, и он со своими одногодками гулял в рекрутах. Повязанные через плечо полотенцем, они ходили от дома к дому с корзинкой, собирали куриные яйца и меняли их на самогон. Таков был обычай.

Как-то, подгуляв и оставшись недовольным угощением в своей деревне, он отправился в соседнюю, к своей тетке, еще покуражиться и поискать приключений. Дорога с крутояра спускалась к старинному пруду. Плотина, которая удерживала пруд, была длинной, но не широкой. Разъехаться двум повозкам на плотине было невозможно. Витька опустился на плотину и стал рассматривать гладь воды.

В это время с другой стороны начала спускаться на плотину подвода. Это ехал дед Егор со своими двумя племянниками в лес по дрова. У Витьки зачесались кулаки. Он прошел до середины и стал поджидать. Лошадь, дойдя до человека, остановилась.

— Уходи с дороги! — кричат племянники. — Что стал, как колокольня?

— Не уйду, что мне-в воду что ли залезать? — начал задираться Витька.

— Уйди, — говорят тебе, а то хуже будет! И тут один из племянников слез с телеги, подошел к Витьке и оттолкнул его с дороги. В тот же миг, получив сильнейший удар по скуле, не удержался и полетел под плотину, где бурно росла крапива и разный чертополох. Другой парень, тоже соскочив с телеги, подбежал к Витьке, но также как и первый, оказался внизу, в крапиве. Дед Егор слез с телеги и тихонько направился к Витьке:

— Что ты, добрый человек, упрямишься? Уступи для лошади дорогу! Но вместо ответа тот с силой размахнулся и ударил в ухо деда Егора. Каково же было его изумление, когда дедушка даже не покачнулся, только головой немного повел. Витька еще раз врезал по тому же уху. И опять дед стоит, не шелохнувшись. В третий раз Витька не успел руку занести, как страшный удар под сопатку, как кувалдой, опрокинул его, и он полетел туда же, куда и племянники. Те, очухавшись, приняли его в свои объятия и так отметелили, что он до самой темноты лежал в траве и стонал.

После этого Витька целую неделю не показывался на улице. Лежал в прохладном месте, делал примочки к многочисленным своим синякам и ссадинам. Отлежавшись и заклеив болячки бумажками, взяв бутылку «на мировую», он отправился в ту деревню, к деду Егору уточнить, чем же он ударил тогда Витьку? Не свинчаткой ли какой? Встретившись с кузнецом в его кузнице, Витька задал ему этот вопрос.

— Что ты, Виктор! Упаси бог применять какую-нибудь железяку. Ни в жизнь не пытался!

— Да как же ты мог меня свалить одним ударом?

— Эх, Витенька, моли бога, что я еще не зол был и кулак не наговорил так фунта на четыре, — не вылез бы ты из-под плотины. Слышал, что я колдун?

С тех пор Витька присмирел. Вот если бы сейчас, во время разгулявшейся преступности, повального воровства и разбоя, появился бы такой «колдун», наговорил бы народный кулак на пуд да врезал бы таким кулаком под самое дыхало этой братии, чтобы сгинула в одночасье, задохнулась бы в своих собственных слезах. И все было бы законно и справедливо!

Один день из жизни Ивана Денисовича (Почти по Cолженицину)

В это утро соседка сообщила, что сегодня обещали обязательно принести пенсию. Надо спуститься на первый этаж в квартиру №1, туда обычно приносят, занять очередь, а то опять, не дай бог, не достанется. Как зачастились задержки с выплатой, так начались у Ивана Денисовича сплошные неприятности.

Бывало, все подсчитаешь, разложишь по полочкам, занесешь в тетрадочку и руководствуешься целый месяц, только вносишь корректировку в связи с инфляцией.

Бывший бухгалтер хорошо разбирался в этих терминах и мог еще здраво порассуждать об основах проводимой в стране экономической реформы.

Вот уже десятый год как он на пенсии. За сорок с лишним лет, отданных родному заводу, заработал только двухкомнатную «хрущевку» и пенсию: 132 рубля. Первое время, когда еще была жива жена, тоже получавшая 110 рублей, жить было можно. Даже понемножку откладывали на похоронные нужды. Но жена умерла пять лет назад. Как раз в это время и началась эта непонятная перестройка.

Сначала казалось, что все идет правильно, что правительство заботится о народе и не допустит его обнищания. В январе 1992 года объявили свободные цены на все товары. Началась шоковая терапия. В одну ночь обесценились «похоронные» сбережения. Цены на все товары подскочили сразу в десять и в двадцать раз. Жить с этого момента стало совсем невозможно.

Получив свои 258 тысяч, Иван Денисович аккуратно пересчитал, расписался. А придя домой, еще раз пересчитал и сразу отложил 35 тысяч за квартиру. Очень уж он не любил затягивать квартплату: что могут подумать о нем, интеллигентном, исполнительном плательщике? Осталось 223 тысячи. Иван Денисович открыл свою тетрадь и начал рассуждать: