О времени, о душе и всяческой суете

– В том смысле, который от них не зависел, – ответил Лодовико. – В течение миллиарда лет эволюция вела их к этой цели.

– Поскольку ты – результат нашего коллективного восприятия, – задумчиво заметила Генуя, – мы рассчитывали, что ты сообщишь нам то, что мы способны понять.

– И потому что, – скривившись, предположил Лодовико, – я родом из менее развитой эпохи, вы способны понять все мое сознание.

– Возможно, – сказал Хорад, – нам было бы проще с сознанием, рожденным в нашем времени.

– Но вы бы не смогли его добыть, – сказал Лодовико. – Вы не сумели бы воссоздать столь сложную и современную сущность, как ваши собственные. Я нахожусь на нижней ступени того, что вы можете выделить из себя и чему можете придать внешний облик. Следовательно, не вините меня в моих недостатках – они также и ваши.

Они не стали спорить с этим утверждением, поэтому он добавил:

– Мне повезло. Поскольку я в каком-то смысле прибыл в эту эпоху из куда более примитивной, я был заранее убежден, что в этом мире многое я не в состоянии понять. Пожалуйста, перестаньте думать, что раз вам удалось воссоздать меня, вы способны на все.

– Справедливо ли утверждать… – задумчивым, неторопливым тоном произнес Хорад, – что, несмотря на все ужасы и мучения, которые ты терпишь, тебя успокаивает невозможность полностью понять даже наш крохотный кусочек вселенной в течение одной стандартной жизни?

– Нет! – с нажимом ответил Лодовико.

Все трое выглядели изумленными.

– Тогда в чем дело?

– В прошлой жизни я примирился с мыслью, что, как ни один наблюдатель не может знать одновременно скорость и положение частицы, так ни одному сознанию не дано понять вселенную, в рамках которой оно существует. Этот факт – один из тех, что за тысячи лет не изменился. Однако я не мог оценить, насколько важнее сознавать, нежели понимать. Даже скудного воображения достаточно, чтобы представить себе процессы, запрещенные законами природы. Следовательно, любое сознание автоматически превосходит вселенную.

– Ты уверился в этом за столь короткий промежуток времени? – выдохнул Хорад.

– Вы дали мне понять, – хитро заметил Лодовик, – что вам нет дело до того, краток промежуток времени или же долог. – И добавил: – Могу я теперь продолжать исследования? Или вам больше не нужны мои доклады?

– Разумеется, нужны, – сказала Орлали. – Мы приветствуем их. Они уникальны и всегда будут таковыми.

– То есть вы не надеетесь когда-нибудь отправиться туда, где бываю я?

На этот вопрос ответила Генуя:

– Разве перед нами не долгое будущее?

В поясе астероидов происходило много событий, но почти все одного и того же типа: столкновения. Наблюдая за ними, он располагал достаточным временем, чтобы обдумать смысл умозаключения, которое выдал Хораду. Это лишь вопрос вероятности; однако, учитывая, что этот жалкий клочок космоса типичен если не для всей вселенной, то для большей ее части, а также что он уже несколько раз встречал обладающих сознанием существ – более того, существ, способных узнать в нем самосознающее создание еще до того, как он сам их узнал, – подобные данные убедили его, что сознание – суть вселенной.

Это изменило его восприятие себя таким, каким он теперь был. На смену остаткам негодования, с которым он все еще боролся в начале пути, пришла настолько сильная благодарность, что он почти почувствовал себя счастливым. Шанс стать первым мог выпасть любой другой форме сознания, но выпал ему. Следовательно…

(После долгого пребывания в поясе астероидов его спросили, не скучал ли он во время похода, и он ответил: «Скучал? Это невозможно. Человек может состариться, устать, запутаться – он может ощущать скуку, поскольку это малое проявление старческого слабоумия. В той форме, которую вы мне придали, я этому больше неподвластен».)

Испещренные кратерами равнины Марса… ветреные долины Венеры… мрачная жаркая оболочка Меркурия… И, наконец, кульминация – Солнце. Он нырнул от короны к ядру, а когда вернулся…

В этот раз на лечение ушло очень много времени. То, что он совершил, испытало на прочность коллективную способность Земли принимать что-либо на веру, и, хотя он пережил столкновение астероидов и лавины метана, вера в него стала намного слабее, чем раньше.

И все же… и все же… он это сделал… Он это знал, хотя и сам сомневался в возможности этого. Постепенно и другие это осознали, и их убежденность начала исцелять его. Механизм? Механизм тут ни при чем. Все дело в освобождении созерцающего разума.

Итак, наступило время, когда те, кого он называл друзьями, смогли прийти к нему и поговорить.

– Ты страдал, – сказал кто-то из них, а может, и все трое. – Считаешь, не зря?

– Да.

– Почему?

– Потому что то, что с самого начала было не так с человечеством, меня не касается. Мы всегда обладали воображением, присущим бессмертным, но были в плену материи, которую легко уничтожить. Неудивительно, что в древности многие религии настаивали на том, что существует жизнь после смерти. Даже наши мечты восставали против мысли о полном исчезновении.

– Однако во многих известных нам культурах смерть считалась даром.