О времени, о душе и всяческой суете

– Да нет, ничего, – пробормотал Чанс.

– Но разве вы только что не сказали, что кто-то должен для чего-то выбрать доктора Котивалу?

Чанс рассердился на себя, но, вспомнив о дилемме, с которой скоро столкнется мир, не сдержался.

– Говорите, сегодня доктор Котивала работает здесь последний день?

– О да. Завтра он выходит на пенсию.

– Вы нашли ему замену?

Медсестра энергично покачала головой:

– О нет! Физически – да, его смены возьмет на себя другой доктор, но люди, подобные доктору Котивале, редко встречаются в любом поколении, а уж в современном мире и подавно. Нам всем ужасно жаль терять его.

– Ему… э… уже официально пора на пенсию по возрасту?

Медсестра снисходительно улыбнулась:

– В Индии мы не можем позволить себе такую роскошь, как вы, американцы. Мы не выбрасываем полезный материал – это касается и человека в том числе, – пока он не сослужил свою службу.

Не сводя взгляда с престарелого врача, который успешно справился с тазовым предлежанием и занялся женщиной на соседней койке, Чанс сказал:

– Иными словами, он уходит по собственному желанию.

– Да.

– Почему? Утратил интерес к работе?

Вопрос явно ошеломил медсестру.

– Что вы, нет! Хотя не уверена, что сумею как следует объяснить вам его причины… – Она закусила губу. – Ну, он уже очень стар и боится, что однажды ребенок может погибнуть оттого, что у него ослабло внимание. Если такое произойдет, это отбросит его далеко назад на пути к просветлению.

Чанс ощутил собственный прилив просветления. Полагая, что прекрасно понял слова медсестры, он пробормотал:

– В таком случае он, черт подери, точно заслуживает…

И осекся, потому что ему, строго говоря, не положено было думать об этом и тем более говорить вслух.

– Прошу прощения? – сказала медсестра, а когда Чанс покачал головой, продолжила: – Видите ли, в молодости доктор Котивала был последователем джайнизма, а это учение гласит, что отбирать любую жизнь грешно. Когда желание сохранять жизнь привело его к обучению на врача, он вынужден был смириться с тем, что иногда убийство – например, бактерий – необходимо для сохранения человеческой жизни. Однако его доброта по-прежнему зиждется на религиозных принципах, и он бы не вынес, если бы невинный младенец лишился шанса на хорошую, безгрешную жизнь из-за того, что сам он высокомерно продолжает работать, хотя это уже небезопасно.

– Значит, не такой уж он джайнист, – сказал Чанс – на данный момент ему больше нечего было сказать.

Про себя он подумал, что если медсестра говорит правду, то дома, в Америке, остались кое-какие ископаемые, которым не помешала бы доля скромности Котивалы, а то все они продолжают работать как в медицине, так и в других областях, пока их старческое слабоумие не начнет подвергать людей опасности.

– Формально он индуист, как и большинство наших людей, – объяснила медсестра. – Хотя он говорил, что внимательно изучил и буддизм. В конце концов, тот появился из индуистской ереси. – Похоже, ее это не особенно беспокоило. – Боюсь, я все еще не понимаю, о чем вы только что говорили, – прибавила она.

Чанс подумал об огромных фабриках – владениях Дюпонта, Байера, Глаксо и бог знает кого еще, – которые работали денно и нощно и тратили больше энергии, чем миллион женщин, дававших жизнь обыкновенным человеческим существам, и решил, что скоро факты все равно станут достоянием общественности, а значит, он может рискнуть и приоткрыть завесу тайны. От необходимости постоянно держать язык за зубами он впадал в депрессию.

– Ну, я имел в виду, что, если бы я мог что-то решать, люди вроде него были бы первыми в очереди на… э… новейшие медицинские процедуры. Продлить жизнь тому, кто всеми любим и уважаем, на мой взгляд, лучше, чем спасти того, кто держит всех в страхе.

Наступила тишина.

– Думаю, я вас понимаю, – наконец сказала медсестра. – Значит, разработка таблетки от смерти увенчалась успехом?

Чанс вздрогнул. Она опять улыбнулась этой своей кривоватой улыбкой.

– О, при нашей занятости трудно следить за всей научной литературой, но ведь ходят такие слухи, не так ли? Вы там, в богатых странах вроде Америки и России, уже много лет пытаетесь создать препарат широкого спектра против старения, и я думаю – зная ваши страны лишь понаслышке, – что это привело к долгим и яростным спорам о том, кому первому повезет.

Чанс окончательно сдался и кивнул с несчастным видом.

– Да, есть препарат против старения. Он не идеален, но на фармацевтические компании оказывается такое давление, что когда я покидал штаб-квартиру ВОЗ по пути сюда, то уже слышал, что вот-вот заключат контракты на коммерческое производство. Курс лечения будет стоить пять-шесть тысяч долларов и займет от восьми до десяти лет. Думаю, не нужно вам объяснять, что это значит. Но если бы я сам мог выбирать, кто от этого выиграет, я выбрал бы кого-то вроде вашего доктора Котивалы, а не всех этих безмозглых богатых стариков, облеченных властью, которые, благодаря этому прорыву, принесут в будущее свои устаревшие предрассудки!

Он осекся, встревоженный собственным остервенением, надеясь, что никто из любопытных зрителей вокруг не говорит по-английски.