Читаем О времени, о душе и всяческой суете полностью

О времени, о душе и всяческой суете

– Док! – наконец выдавил из себя Грин – и больше ничего.

Уиллс не обратил на него внимания. Он смотрел на немертвого, и кровь казалась ему сияющей краской в тускло освещенной палате – на его руках, на халате, на полу, на кровати. Она превратилась в наводнение, хлестала из перьев, выводивших колебания сна на бумажных лентах. Ноги липко чавкали в промокших ботинках.

– Ты испортил эксперимент, – холодно сказал Дэвентри, войдя в палату. – И это после того, как я щедро предложил тебе соавторство статьи в «Жур. Псих.»! Как ты мог?

Разум Уиллса захлестнул обжигающий стыд. Он больше никогда не сможет смотреть Дэвентри в глаза.

– Нужно вызвать полицию, – авторитетно заявил Дэвентри. – К счастью, Старлинг всегда говорил, что ему следует стать донором крови.

Он поднял с пола огромный шприц, словно предназначенный для исполина, погрузил иглу в реку крови и потянул на себя шток. В стеклянном цилиндре начал расти уровень красного.

И – щелк.

В сумрачном сознании Уиллса отразился факт: Дэвентри в Италии. Следовательно, его не может быть здесь. Следовательно, его здесь нет. Следовательно…

Уилл почувствовал, как со скрипом, будто старые, тяжелые двери на проржавевших петлях, открываются его глаза, и понял, что смотрит на Старлинга на койке. Перья, записывающие активность мозга, вернулись к привычному ритму сна. Никакого кола. Никакой крови.

Ощутив слабость от облегчения, Уиллс содрогнулся при воспоминании о пережитом ужасе. Откинувшись на спинку стула, он попытался понять, что произошло.

Он убедил себя, что, как бы Старлинг ни отреагировал на возвращение снов, это будет неправильно. Что ж, вот оно. Подобное он не сумел бы предсказать. Но теперь он более-менее мог это объяснить. Хотя механикой придется заняться попозже.

Если он прав насчет Старлинга, то целая жизнь, полная разочарований и приспособленчества, настолько лишила его умения действовать, что ему бы и в голову не пришло бороться с препятствием. Он бы просто тихонечко попытался найти способ обойти его. Если такого способа нет… что ж, значит, нет, нечего и стараться.

Прекращение снов стало препятствием. Одиннадцать других добровольцев, более агрессивных, продемонстрировали симптомы, выражавшие их негодование различными способами: раздражительность, ярость, оскорбительное поведение. Но не Старлинг. Старлингу казалось невообразимым выразить негодование.

Привыкший к разочарованию, бывшему единственным постоянным фактором в его жизни, человек терпеливо искал способ обойти препятствие. И нашел. Он научился видеть сны с помощью чужого разума вместо собственного.

Конечно, до сегодняшней ночи будильник обрывал все его попытки увидеть сон, и он мирился с этим, как все остальные. Но сегодня будильника не было, и он увидел сон через Уиллса и вместе с ним. Вонзание кола, кровь, вторжение Грина, появление Дэвентри – все это было частью сна, в который Уиллс вложил некоторые образы, а Старлинг доработал остальное, например, образ полицейского, который так и не появился, и огромный шприц. Он боялся уколов.

Уиллс принял решение. Дэвентри ему не поверит – если только не испытает все на себе, – но это проблема завтрашнего дня. На сегодня с него хватит. Это уже чересчур. Нужно подключить будильник и убраться отсюда подобру-поздорову.

Он попытался протянуть руку к аппаратам на прикроватном столике, но с удивлением обнаружил, до чего она тяжелая и вялая. Как будто у него на запястье висел невидимый груз. Даже когда, покрывшись испариной, он сумел заставить себя дотянуться до будильника, его пальцы будто превратились в сосиски, и ему никак не удавалось схватить тонкий провод, который нужно было подсоединить к терминалу.

Казалось, он боролся целую вечность. Зарыдав от отчаяния, он наконец все понял.

Типичные сновидения Старлинга вращались вокруг невозможности достичь поставленной цели; он рассчитывал, что даже самые неимоверные усилия не принесут плодов. Поэтому Уиллс, чей разум каким-то образом оказался связан с разумом Старлинга, которому его действия наяву представлялись сном, никогда не смог бы подключить будильник.

Уиллс безвольно опустил руки. Он посмотрел на Старлинга, и в горле его комом встал неприкрытый страх. Сколько сновидений мог увидеть за ночь человек, шесть смертных месяцев лишенный возможности видеть сны?

В кармане лежали острый деревянный кол и молоток. Он раз и навсегда положит конец снам Старлинга.

Плача без слез, он все еще сидел на стуле, скованный невидимыми цепями, и таким его нашел проснувшийся утром удивленный Старлинг.